– Может, я уже.

Под грузом этого признания его пальцы разжимаются, и он делает шаг назад. Я должна чувствовать себя уязвимой, стоя перед ним обнаженной, но его взгляд ни разу не опускается вниз. Лиам смотрит прямо мне в глаза. Штормовая зелень его взгляда встречается с лунной дымкой моих, и время замирает.

– Расскажи мне, – просит он уже мягче.

Я молчу. Он снова тянется ко мне, но, вопреки ожиданиям, его прикосновения становятся нежнее. Большим пальцем он гладит мою скулу, а глазами будто изучает каждый сантиметр лица.

– Когда я смотрю на тебя, мне хочется сделать тебе так же больно, как ты сделала мне. Хочется, чтобы ты почувствовала эту боль каждой клеткой, и чтобы потом, когда я с тобой закончу и уйду, ты не могла без меня дышать. Но какая-то очень глубоко укоренившаяся в душе часть меня до сих пор стремится тебя оберегать. Поэтому я спрашиваю тебя еще раз: что происходит? Что тебя так напугало?

В горле пересыхает. Мне кажется, что сейчас по моим глазам можно прочитать все, поэтому я их опускаю.

– Ладно. Ты знаешь, где меня искать, если захочешь поговорить.

Но из душа он не выходит. Не спешит оставлять меня одну. И в это затянувшееся мгновение, когда мы неотрывно смотрим друг другу в глаза, передо мной стоит лучший друг. Тот, кто всегда оставлял мне последнюю конфету «Скитлс», последний кусок пиццы и утешал меня, когда моя мать в очередной раз нарушала обещания. Мы будто вернулись в его гамак в Каролина-Бич, когда музыка была нашей единственной надеждой оттуда вырваться. И он почувствовал это так же отчетливо, как я. Поэтому он и отводит взгляд.

– Я улетаю в Чикаго. Морган принесет тебе твою одежду и отвезет куда скажешь, – говорит он, вытираясь.

Какая еще Морган?

– Это мой телохранитель, – поясняет он, будто читая мысли.

А потом выходит из ванной, не дожидаясь ответа. Не знаю, сколько простояла в душе, вспоминая все, что произошло за последние сутки, прежде чем выключить воду и торопливо завернуться в полотенце.

Глава 16. Лиам

Лиам, 15 лет – Луна, 13 лет

Луна молчит, явно пытаясь справиться с ужасом. Кэм и Трэвис катаются на огромном осьминоге, пока я пытаюсь убедить ее прокатиться со мной.

– Я умру! – паникует она, не сводя глаз с аттракциона. – Смотри, они же там вверх тормашками!

– Ну давай, Лу, будет весело. Обещаю держать тебя за руку все время. Или тебе слабо?

– Нет уж! В этот раз не прокатит. Можем сходить на колесо обозрения.

Я делаю вид, что блюю, сунув два пальца в рот. Колесо обозрения – для старикашек, которых на один вечер выпустили из хосписа.

– Ты иди, если хочешь, а я преспокойненько подожду тебя там, где под ногами будет твердая земля.

– Нет, я без тебя не пойду.

– Лиам, ты же давно сюда хотел.

– Нет.

– Да.

– Нет.

– Дятел.

– Вредина.

– Дурак.

– Вонючка.

Мы взрываемся смехом. Пока бредем по аллее, опускается вечер, но воздух еще не успевает остыть. Я рад, что она здесь со мной, но не перестаю думать о Чарли. Мы с Луной умоляли ее пойти с нами сегодня, но напрасно. Она полюбила оставаться у себя в комнате и чатиться на форумах. Кошмары, к счастью, стали реже. Но что-то в ней поменялось, и меня ранит с каждым днем растущая между нами пропасть. В Англии мы с ней были заодно – против этого урода Майка. Но теперь, когда она становится старше, наша близость ускользает сквозь пальцы.

Луна тянет меня за руку, обрывая ход мысли. Она наверняка почувствовала, что что-то не так, и теперь пытается разгладить пальцами залегшую у меня между бровей морщинку.

– Ты же знаешь, что ты лучший старший брат на свете?

Боже. Как она это делает? Угадывает то, о чем думаю. Всегда находит слова, после которых боль отступает. Я киваю, хотя каждый день доказывает мне обратное.

Вечер идет своим чередом. Мы катаемся на самых безопасных аттракционах. Я выигрываю ей плюшевую Ариэль, а она просаживает все мои жетоны, пытаясь забросить мячи в баскетбольные корзины на стенде. Ей удается забросить один, и я шутливо оплакиваю вечера, впустую потраченные на то, чтобы научить ее играть. Наши пальцы соприкасаются, пока мы стоим в очереди к дому с привидениями. Она, похоже, даже не замечает этого, а у меня сердце несется вскачь. Мы с Луной все время касаемся друг друга. Я успел привыкнуть к запаху ее кожи. Черника, ваниль, кокос. Успел перецеловать каждый сантиметр ее лица, и ни разу это не грозило мне сердечным приступом. Но сегодня пальцы покалывает, а левая нога нервно дергается из-за того, что я не могу успокоиться. Просто возьми ее за руку, ты же все время так делаешь, она не заметит разницы. И, черт. Я переплетаю наши пальцы. Из-за этого простого жеста я так переволновался, что чуть не уронил чуррос на золотистые сандалии Луны, но она поворачивается ко мне и улыбается. Улыбнись, Лиам, черти бы тебя драли. Я пытаюсь, но моя гримаса больше похожа на симптом инсульта. Она хмурится.

– Дэвис, ты что, боишься привидений?

– Посмотрим еще, кто будет визжать от страха, Коллинз.

Она показывает мне язык и снова улыбается. Тут же налетевший порыв ветра колышет светлые волосы, и я едва не умираю от того, как она прекрасна. То ли по привычке, то ли потому, что руки чешутся прикоснуться, я убираю одну непослушную прядку ей за ухо, и она – готов поклясться – перестает дышать. Если у нее в голове проскакивают те же странные мысли, что и у меня, то она чертовски умело это скрывает. После нашего почти поцелуя мы не пытались больше вернуть упущенный момент, хотя, если честно, я умираю от желания повторить. Но стоит мне набраться храбрости, чтобы предложить ей это, как внутренний голос начинает меня отговаривать. Так что я, как обычно, заставляю себя не смотреть на ее губы. Не хочу даже хотеть смотреть на них. Поэтому быстро отвожу взгляд и начинаю жаловаться на то, что мы уже вечность торчим в этой долбаной очереди. А потом Луна вдруг вскрикивает:

– Фотобудка!

Мы бросаемся внутрь. Начинаем с простеньких поз, а потом начинаем корчить смешные рожи. Она садится мне на колени, обвивая рукой шею.

– Поцелуй меня в щеку, – с улыбкой предлагает она.

Сглотнув, я подчиняюсь.