То, как она ползала на коленях по полу, взывало к моим садистским наклонностям. И этот вопиюще сексуальный символизм от нее не ускользнул. Она взывала ко мне всякий раз, уверяя, что ученик не должен вставать на колени в присутствии учителя, потому что это извращенная фантазия хищника.

Зря старалась. Если бы она держала рот на замке, ей не пришлось бы ползать по полу. Хотя бы сколько-то времени. Так что это был ее выбор.

Я посмотрел на часы и прошелся по классу, сжав зубы.

Она снова опаздывала.

Закрыв глаза, чтобы успокоиться, я молился деве Марии. Когда я закончил молитву и начал ее повторять, то услышал стук подошв в коридоре.

Башмаки скрипели по полу; Тинсли выскочила из-за угла и ворвалась в класс, хрипло и прерывисто дыша.

– Я тут! – Она согнулась пополам, махнув одной рукой в воздухе и поставив вторую на колено. Она задыхалась. – Слава богу, я быстро бегаю.

– Вы опоздали, – прошипел я, разрываясь между желанием выставить ее вон или задушить.

– Да бросьте вы, – она глянула на висящие на стене часы. – Всего пара минут. Не будьте писькой.

– Писькой?

– Мясистой розовой лодочкой между ног у женщины. – Она отдышалась. – Знаю, вы давненько таких не видели, но наверняка помните, что это.

– Помню. Вполне отчетливо.

– Да? – она усмехнулась и подняла брови.

– Вот почему я удивлен, что вы использовали эту часть тела для того, чтобы меня оскорбить. Учитывая ваши феминистские высказывания, я ожидал, что вагина – это комплимент, а не показатель слабости.

Она открыла рот и издала хриплый звук.

– Вы правы, – она хлопнула себя по лбу и застонала. – Я дура. Я не подумала и… Фу! Мне нет оправдания. То, что я сказала, оскорбительно, неприемлемо, и мне очень жаль. – Она выпрямилась и посмотрела мне в глаза, и при этом выглядела такой неотразимо, великолепно бесстыжей. – Я поцелую статую Иисуса или отскребу все полы, как хотите. Никаких отговорок. Я полная идиотка.

Одним из качеств, которое мне в ней нравилось, было ее умение искренне посмеяться над собой, ее самоирония. Она редко обращала внимание на чужое мнение, но по какой-то причине она не хотела, чтобы я считал ее поверхностной и недалекой.

Но она и понятия не имела, как далек я был от этих определений, что делало ее еще более красивой, желанной и приметной в моих глазах. Она отличалась от других восемнадцатилетних девушек, которых я встречал.

Но это не меняло того факта, что она была моей ученицей, в два раза младше меня и совершенно не соответствовала моим предпочтениям.

И все же в ней было достаточно сексуальной привлекательности, чтобы цеплять мое внимание.

«Заткнись, Магнус», – остановил себя я.

– Ты отсутствовала сорок пять минут. – Я обошел ее по кругу. – Завтрак закончился пять минут назад.

Я знал, куда она сбегает несколько раз на дню, и хотел, чтобы она призналась.

Она склонила голову и посмотрела на меня невинным взглядом.

– Я писала.

– Это все, что ты мне скажешь? – рассмеялся я.

– Нет. В смысле, я хотела писать и пошла в туалет.

– Хорошо, что за четыре недели ты усвоила хоть один урок. – Я остановился перед ней. – Но ты не поэтому опоздала.

Она взметнула на меня взгляд голубых глаз, в которых читался огонь волнения. Она не хотела доверять мне свой секрет, да и с чего бы? Я был безжалостным человеком.

Для испорченной богатой девчонки она на удивление беззаветно защищала беззащитных малосимпатичных животных. Я не мог ее понять и сейчас не изменил своего мнения. Поэтому мой взгляд заставил ее поежиться.

Безжалостно пробирая меня до глубины моей презренной души, она произнесла:

– Магнус… – ее голос молил. Она назвала меня по имени.

И потянула руку к моей груди.

Я не знал с каким из наваждений бороться в первую очередь.

Она была остра на язык, но никогда не позволяла себе меня касаться. Даже теперь ее пальцы слегка подрагивали в нерешительности.

Прежде чем она успела меня коснуться, я схватил ее за запястье, сомкнув пальцы вокруг тонкой кости. Она всхлипнула, но не убрала руку. Вместо этого она подошла ближе, не отводя от меня взгляд. Завораживающе. Перемешивая все у меня внутри. Опьяняюще.

Я еще сильнее сжал пальцы вокруг ее запястья, лишь бы она меня не коснулась. Но это не имело значения. Я все равно чувствовал ее, ощущал, как она вонзает в меня коготки и впивается в меня своими кошачьими зубками, хотя она просто смотрела на меня с мольбой.

– Пожалуйста, не дайте мне пожалеть о моем признании, – она обхватила мою руку своей и наклонилась еще ближе. – Я кормлю маленьких опоссумов. Они не такие, как летучие мыши. Они еще малыши. Или были такими. А теперь они почти готовы выживать самостоятельно. Им нужна пара дней, чтобы подготовиться к зиме. Пожалуйста, отец Магнус, – она прижалась лбом к моей груди. – Пожалуйста, не причиняйте им вреда.

У меня заныли мышцы, я дернулся и застыл, мучительно напряженный, с единственным желанием – отстранить ее от себя. Хотя это не ее я хотел удержать, а себя самого.

Я отстранился и ухватился за дверной косяк с такой силой, что дерево впилось мне в ладонь.

– Я не причиню им вреда.

«Но я не могу пообещать тебе того же».

– Правда? – она прищурилась, и ее взгляд наполнился надеждой.

– В правилах нет упоминания о том, что студенты не должны кормить диких животных.

– Нет, но я думала…

– Пойдемте, навестим их.

– Сейчас? – она опустила руки.

А мне нужно было поскорее выбраться из этой ставшей душной комнаты. Развернувшись на пятках, я поспешил в коридор и не останавливался, пока мы не дошли до поляны за главным зданием.

Она шла на пару шагов позади и поравнялась со мной только когда я остановился.

– Вы знаете, где они живут. – Она поставила руки на бедра и выпятила нижнюю губу. – И как давно вы про них узнали?

– С самого первого дня. Вы все время едите здесь, даже когда идет дождь.

– И что вы сделали? – Она опустилась на колени и, согнувшись, подползла к корням большого дерева. – Пришли разузнать в чем дело и нашли этих милых маленьких… – Она пригнулась к земле, задрала зад, и ее юбка взлетела к бедрам.

Наверняка подол подхватил ветер. Надо было сказать ей. Фраза вертелась на кончике языка, но так с него и не слетела.

Прежде чем совершить что-то непоправимое, я отвел взгляд.

– Простите, что разбудила, – она пошикала, успокаивая опоссумов. – Но раз уж вы проснулись, я