Я сделал свой выбор.

Я запрятал все извращенные, аморальные мысли в глухой ящик души с надписью «Не открывать». И провел оставшуюся часть ночи, молясь по четкам и подливая себе слишком много виски в честь своего воздержания.

Девять лет назад я точно так же похоронил свои больные мысли. И с тех пор я ни разу не оступился. Не позволил себе лишнего. Не сорвался. Не нарушил запрет.

Рядом со мной Тинсли была в безопасности. И вчера, и сегодня, и навсегда. Искушения больше не было.

Так что тем утром, когда я смотрел на нее новым взглядом, дело было даже не в ней, а в бумаге, что лежала передо мной на столе.

Прижав листок пальцем, я подвинул его ей. А потом, положив руки на стол, начал за ней наблюдать.

Она наклонилась вперед, посмотрела на бумагу, и ее брови сошлись в легком неудовольствии, но это выражение исчезло, как только она распрямилась.

– Объясните? – Я старался говорить спокойно, показать, что готов к диалогу. – Согласно вашему досье, вы никогда не сдавали тестов для поступления в университет. Почему?

– У моей матери спросите, – пожала она плечами.

От ее равнодушия я стиснул зубы.

– Я спрашиваю вас.

– Если бы моя мать могла поступить по-своему, я ни ногой не ступила бы на территорию университета. Образованная женщина едва ли составит хорошую пару нелюбимому мужчине, который в два раза старше ее. Уж лучше сделать из меня услужливую дуру без амбиций.

– А если бы было по-вашему?

– Я бы поехала домой.

– А как это изменит планы вашей матери?

– Это изменит все. Дома я жила своей жизнью. Рассматривала разные университеты, экспериментировала с парнями, пыталась понять, кто я и чего хочу. Вот почему она меня сюда отправила. Чтобы положить конец моему самопознанию. Она фактически заперла меня в клетку, отгородила ото всех и ото всего. Я даже не могу выбрать, что надеть.

Мне не с чем было поспорить. Кэролайн держала бразды правления жизнью дочери, что сильно осложняло ситуацию с листком, что лежал на моем столе. Но я не хотел так просто сдаваться.

– Тесты, которые вы прошли, являются аналогами оценочных экзаменов университетов; они были разработаны специально, чтобы определить профессиональную ориентацию учеников.

Я был прекрасно осведомлен о структуре и сложности теста, потому что, во-первых, я когда-то владел компанией, которая разрабатывала экзаменационные вопросы, а во-вторых, я и сам проходил этот тест множество раз.

– За все годы моей работы в школе тест проходили сотни учеников… – я постучал пальцем по бумаге. – Но такой результат я видел до этого лишь раз.

У себя. Но я решил оставить эту информацию при себе.

Она не списывала. Я сидел за ее спиной все время теста и видел, как быстро она справляется с вопросами.

– Учебный уровень такого масштаба, как твой, не останется незамеченным. – Я сложил пальцы домиком, поднес их к губам и задумался. – У тебя не впечатляющие оценки. Ты не ходила на дополнительные занятия. Неужели ты ни разу не хотела проявить себя в школе? Или что-то тебя останавливало?

– Я не умна, если вы об этом. – Она прошлась вдоль стола, проводя рукой по его поверхности. – Просто я все запоминаю. Если однажды прочитала или услышала, то потом могу воспроизвести это в памяти. Ничего особенного.

Но ее интеллект лежал далеко за пределами просто хорошей памяти, и тому, кто сказал ей подобную глупость, стоило вырвать язык.

– Тест измеряет уровень когнитивных способностей. – Я разглядывал ее из-за сложенных домиком пальцев. – Это и математические знания, и пространственное восприятие, и речь. Твои оценки в науке и логике особенно впечатляют, а это значит, что твои способности лежат скорее в сфере решения задач, чем хорошей памяти.

– Что бы там ни было. Значит, вы определите меня в продвинутый класс или вроде того?

Изначально я думал, что этого не произойдет. Но теперь я знал, что она на голову выше всех здешних учеников, и мне пришлось это принять.

– После ланча я преподаю продвинутый математический анализ, а потом эконометрику и статистику. Будешь ходить на эти занятия, а по утрам мы будем заниматься индивидуально, в том числе я буду обучать тебя религиоведению.

Она вскинулась, и я догадался почему. Она думала, что я – ее билет на волю.

Расставив локти на столе, я наклонился вперед.

– То, что вы будете проводить со мной каждое утро, не дает вам право саботировать свое обучение в академии. Более того, любые чувства, которые вы будете испытывать – будь то презрение или вожделение – будут подавлены на корню. Наши отношения будут профессиональными, и любая ваша попытка нарушить это правило будет наказуема.

– А мне придется снимать трусы, когда меня будут наказывать? – не изменившись в лице, она похлопала ресницами.

– Зависит от того, справитесь ли вы с недержанием.

– У меня нет недержания, – фыркнула она. – Я не была в туалете со времени утренней мессы.

– Научитесь как-то с этим справляться, мисс Константин. Вы уже достаточно взрослая, чтобы вам напоминали о необходимости сходить в туалет.

– Это не… Аргх! – Отойдя от стола, она обхватила руками голову и потянула себя за волосы.

Чтобы скрыть удивление, я провел пальцем по губам. Оказалось, что ее легко вывести из себя, и мне это нравилось.

Я еще никогда не был так увлечен разговором с учеником. Ее молниеносные колкости и остроумные реплики заставляли меня быть начеку. Хотя, учитывая результаты ее теста, иначе и быть не могло. Кажется, нас ждал долгий год бесконечных бесед и словесного спарринга.

Повернувшись ко мне, она провела взглядом от моих губ к колоратке, а потом посмотрела мне в глаза.

– Как давно вы стали священником?

– Принял сан четыре года назад.

– Значит, у вас четыре года не было секса?

– Девять. Я поступил в семинарию и дал обет девять лет назад.

– Девять лет без секса? – Ее брови взметнулись вверх. – И за все это время вы ни с кем не спали? Это же базовая человеческая потребность.

– Ни разу.

Эти вопросы были мне знакомы. Мне задавали их сотню раз и любопытные ученики, и их родители. Так что я был к этому готов.

– Почему вы стали священником? И не надо давать мне заранее заготовленный ответ. Я уже знаю, что вы были миллиардером