Наконец, приходит очередь Сесиль. Мои нервы звенят от напряжения, а она идет смело, в каждом шаге непоколебимая уверенность. Чего еще ждать от горожанки! Рыжий бросается к ней, но я оказываюсь быстрее, спасибо длинным ногам. Я так близко, что чувствую сковавшее Сесиль напряжение, такое же, как чуть раньше, возле костра. Как всегда рядом со мной, тело ее каменеет, лицо искажает отвращение.

Протягиваю ей свои потертые кожаные перчатки, она с улыбкой их надевает; на маленьких ручках они больше смахивают на хоккейные краги. А вот и теленок – веревка натянута как струна. Пора. Одной рукой Рыжий хватает его за хвост, второй – за задние ноги, чтобы повалить на землю для клеймения. Не колеблясь, будто делала это тысячу раз, Сесиль ловит его за переднюю ногу.

– Пропусти веревку вот тут… теперь сюда… молодец…

Следуя подсказкам, она быстро стреноживает животное, я даже договорить толком не успеваю. Явно внимательно наблюдала за тем, как это делают остальные. Прижав к земле тушу весом чуть не с нее саму, она спокойно ждет, когда Жеребчик приложит тавро.

Дико злит легкость, с какой эта женщина приводит меня в восхищение. Она не первая и не последняя, кто связывает теленка, Кейт до беременности постоянно помогала нам на клеймении. А я сейчас стою неприкаянный, сунув руки в карманы, и больше всего на свете хочу ринуться на помощь.

В грязи и навозе с головы до ног, она сияет от гордости. Поднимается и отступает назад, наверняка чувствуя на шее мое горячее дыхание. И все равно остается спокойной и радостной. Наверное, просто не осознает, что рядом с ней я.

– Черт, девочка! – Денни протягивает ей холодное пиво. – Ты правда никогда этого не делала?

– Честное слово! Так круто! Не верится, что получилось!

Сесиль открывает банку и жадно пьет. Она где-то потеряла бейсболку, светлые волосы торчат в разные стороны, а несколько тоненьких прядок прилипло к покрытому потом лбу. На щеке грязь. Представляю, как стираю ее мозолистым пальцем, нежно касаясь мягкой кожи. Нет ничего проще…

– Рад, что еще не уволил горожанку?

Голос возвращает меня в реальность, удерживая от чего-то очень глупого. Улыбка пронзает сердце, и я… немею. Черт. Каждый раз одно и то же. Что-то в ее голосе, улыбке, в этом долбаном взгляде сбивает меня с толку, и я не могу выговорить ни слова, какие уж там фразы. Остаются два варианта: злобный босс или бессловесный кретин.

Выдавливаю неопределенное фырканье – все лучше, чем коснуться ее щеки. Она игриво вздергивает брови и, как всегда, смотрит пытливо, точно читает мысли.

– Он злится, потому что девчонка справляется с работой лучше, чем добрая половина его парней. Осторожнее, Остин! – Кейт пихает меня в бок острым локтем. – Твой сексизм слишком очевиден.

Я закатываю глаза. Серьезно?

– Да нет. Это он заметил, что мне нужны сапоги, а позже одолжил перчатки. Иначе я бы облажалась, так что спасибо, босс!

– Пожалуйста, – бормочу я.

Кейт уходит к Джексону, а Сесиль понижает голос:

– Все нормально. Ты не обязан ни восторгаться моими трудовыми подвигами, ни просить прощения. И оправдываться за то, что тебе приятно на меня смотреть, не должен.

Наши взгляды встречаются, проницательная улыбка погружает меня в странное оцепенение. А ведь мне действительно было приятно. Слишком приятно для того, кто не желает, чтобы его сердце вновь разбили.

А потом она произносит слова, которые переворачивают мое представление обо всем, что произошло с ее приезда:

– Мне вот приятно на тебя смотреть.

7. Остин

Оказывается, я так привык к Сесиль, что, войдя в кухню и не увидев ее на привычном месте, чувствую себя не в своей тарелке. Мы редко разговариваем, да и вообще внимания друг на друга практически не обращаем, но мне отчего-то не хватает ее дурацкой, совершенно неуместной в пять утра жизнерадостности. Сегодня это особенно заметно, потому что ковбои спозаранку угнали скот на дальнее пастбище. Я наливаю горячий черный кофе и сажусь, притворяясь, что не замечаю необычной тишины и пустого места напротив. Берил и Кейт что-то стряпают, Одесса уплетает хлопья.

– А где Горожанка? – В конце концов я все-таки задаю терзающий меня вопрос. Восемь дней клеймения она работала как проклятая, вдруг заболела или поранилась, мало ли. Как работодатель, я должен быть в курсе.

– У нее есть имя, и ты его знаешь, балбес! – Кейт закатывает глаза. – Сесиль сегодня едет в город.

– Если еще не уехала, скажите, чтобы забрала у Тейта заказанные добавки.

Обе смотрят с укором. Берил вскидывает покрытые мукой руки.

– Ты же видишь, мы по уши в тесте. Будь мужчиной, попроси сам, милый. Вроде бы она еще здесь.

Даже Одесса перестает жевать и смотрит на меня с жалостью. Как же здорово было бы сейчас вместе с парнями гнать стадо на пастбище! Ворча, встаю из-за стола и иду к ее домику.

Пинаю колесо, которое когда-то заменил.

– Любуешься своей работой? – Ее голос звенит в прохладном утреннем воздухе.

– Удивляюсь, что ты так и не поменяла шины.

– Поменяю, когда смогу себе это позволить. Я тут деньги лопатой не гребу, между прочим.

Сесиль спускается по ступенькам. Писк сигнализации эхом разносится по двору, светлые волосы легко касаются плеч при каждом шаге.

– Так. Или ты едешь прямиком в автосервис, или вообще никуда не едешь.

Она останавливается напротив меня. Нас обволакивает облако духов, белый сарафан шелестит на ветру. Как же она загорела! До этого я видел ее только в легинсах или джинсах и не раз задавался вопросом, где она загорает – этот золотистый оттенок точно не от работы в саду. Сейчас вопрос звучит по-новому: где пролегает граница загара? По кайме шортов? Бикини? Или… может, границы нет вовсе? Мысль, что она нашла где-то на ранчо укромный уголок и загорает там нагишом, сводит меня с ума.

И вот тут она ловит мой взгляд. Чудо, что я слюни не пускаю. Соберись, тюфяк!

– Почему? – Ее губы растянуты в ухмылке.

Почему – что? Отчаянно напрягаю мозг, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили; щеки и уши заливает жар.

– Опасно ездить на этих колесах. Возьми наш пикап. И забери у Тейта добавки для лошадей. – Стараясь не походить на сварливого босса, смотрю ей прямо в глаза. Взгляни я куда-то еще, начну мысленно ее раздевать.

– Ты ведь знаешь, что сегодня у меня