Соулрайд скалился своими акульими зубами, держа шлем под мышкой. Вместе с Саймоном подошел к механикам, затем к ним присоединился Тревор. Я не слышала, что они обсуждают, но могла с легкостью предположить. Можно было спуститься к ним или хотя бы намекнуть на свое присутствие, но почему-то хотелось до последнего остаться незамеченной, иметь возможность понаблюдать за восемьдесят пятым со стороны, полюбоваться им, именно таким, какой он бывает с ребятами, с коллегами, когда поблизости нет меня. Удивительное сочетание мужественности и дружелюбия, опасности и задора.

Я могла бы вечно смотреть на то, как гармонично эти качества переливаются в пределах одной личности. Но Соулрайд меня заметил. Приветственно вскинул руку в серой перчатке. Помахал, неестественно широко улыбаясь. Лицо его просияло, он больше не видел смысла тратить свое время на коллег, когда мог провести его со мной, потому и устремился вверх по трибунам, оставив шлем на первом ряду.

Мы крепко обнялись, и Гектор чуть приподнял меня от переизбытка эмоций, затем поставил на место и обхватил пальцами мое лицо, чтобы впиться в губы. От него разило потом, бензином, пылью, но я обожала этот запах, такой уникальный и едкий. Запах мужчины, который является самым лучшим, что произошло в моей жизни.

– Что-то соскучилась, – пожала плечами я, отвечая на немой вопрос в его глазах. – Ничего ведь, что приехала? Я тебе поесть привезла.

– Кого бы я съел сейчас, так это тебя…

– Только после душа, мистер Соулрайд.

Мы присели рядом, наслаждаясь неповторимым летним зноем, друг другом и особенным ощущением, которое бывает лишь на Гранж Пул Драйв – ощущением, будто здесь твое единственное, самое надежное убежище. Здесь можно быть открытым, честным, прямолинейным и добрым, ничего не опасаясь. Здесь можно надеяться на помощь или предлагать ее.

– Ладно, – вздохнул он, – гамбургер тоже подойдет.

– Как быстро ты променял меня на булочку с котлетой!

– И овощами. Не говори, что тебе не нравится, как я пахну, – усмехнулся он, раскрывая бумажную упаковку и перескакивая с темы на тему. – Я так рад, что ты приехала.

– Потому что привезла еду?

– И газировку. – Он показал мне баночку колы и поиграл бровями, поддразнивая.

– Говорила мама: всем вам только одно и надо – вкусно поесть.

– Святая правда. – Соулрайд с пугающей скоростью пожирал гамбургер, не переставая при этом с ухмылкой заигрывать со мной. – О которой я тебя тоже предупреждал.

Я не выдержала и прижалась к его плечу – несмотря на жару, несмотря на мокрую форму и стойкий запах.

– Ого, а как же «только после душа»? – Он произнес это почти как «только после свадьбы».

– К черту. – Я прикрыла глаза и мгновенно стала еще счастливее. – Я обожаю тебя. В любом виде, Гектор. Даже когда ты воняешь.

– Не могу сказать того же, – хохотнул мужчина, – в том смысле, что я еще не слышал, чтобы от тебя воняло. Хотя… все впереди.

Мы засмеялись и помолчали.

– Ты сама-то обедала? – опомнился он, понимая, что остались только крошки.

– Да, не волнуйся. Это все для тебя.

– Спасибо, сладкая.

– Как проходит тренировка?

– Замечательно. Хотя все переживают. Напряжение медленно нарастает. Порою ловишь на себе чей-нибудь взгляд… будто угроза. Или предупреждение.

– А что Билл?

– Ничего.

С вечера памяти Дарта Хауэлла младший Хартингтон вел себя адекватно и не демонстрировал неприязни в открытую, хотя и не разговаривал с нами.

– У него действительно есть шанс обойти меня на этот раз. И вижу, он прекрасно это понимает.

– Не верю, что ты заранее ему сдался. Проигрыш начинается в голове.

– Я и не сдаюсь. Не собираюсь. Я выложусь по полной. Но в гонках многое зависит от случая, понимаешь? – Он одним махом допил половину банки, выдохнул. – Этот чемпионат… люди возлагают на меня большие надежды. А я так боюсь их не оправдать. Уотербери уверен: восемьдесят пятый непобедим. Я это чувствую. Вижу в каждом перекрестке, в каждом изгибе зданий, в глазах случайных прохожих, в свете фонарей. Наваждение какое-то. Я боюсь, Сара. У меня дурное предчувствие. Оттого на тренировках я веду себя еще более раскованно, чем обычно. Шучу, веселюсь, балагурю. Хотя и понимаю: наступает время, когда пилоты перестают быть закадычными друзьями. Они становятся… Вроде как соперниками на грани вражды. Временно, но это необходимо. Меня это и тревожит, и нет. – Он вздохнул. – Не могу я потерять всеобщее признание. Это будет ударом для меня. И для города тоже.

Я представила масштабы массового разочарования, если не сказать траура, и поежилась.

– Ребята рассказывали, что Хартингтоны могут использовать Билла, чтобы расстроить наши отношения и выбить тебя из колеи ради проигрыша. Достаточно сделать одну ошибку, и Билл тебя обойдет. Этого они и добиваются.

– В этом есть доля правды. Ты о чем-то конкретном сейчас?

– Я подумала, если этот чемпионат так много значит для тебя… Ты ни в коем случае не должен проиграть его. Особенно из-за меня.

Соулрайд пытливо взглянул мне в глаза.

– На что ты намекаешь?

– Почему бы нам не расстаться на время? Точнее, сделать вид, будто мы расстались. Провести этих аристократичных ублюдков, пользуясь их же оружием. Пусть решат, что добились своего. Тогда, возможно, они от тебя отстанут. Никто не сумеет использовать меня как твою слабость. И ты сможешь сосредоточиться на своей главной цели. Безо всяких помех.

– Вот еще, – посерьезнел Гектор, нахмурив медные брови, и зелень его глаз утонула в тени морщин. – Надеюсь, ты не ждешь, что я реально соглашусь на эту идею. Пойми, ты для меня не какая-то фанатка из прошлой жизни. И то, что между нами происходит, – не фарс, не развлечение, которое можно в любой момент прервать, которым можно пренебречь. Я не хочу тебя лишаться. Я не хочу, чтобы между нами что-то изменилось. Даже на время. Даже ради победы. Это было бы слишком эгоистично с моей стороны, ты так не считаешь?

– Скорее рационально.

– Нет. Это усложнение простых вещей. Да черт возьми, что такого они могут сделать? Я люблю тебя. И кто-то вроде Хартингтонов этого не изменит, как бы ни старался. Я