Санта-Монике, а это престиж и билет в большой спорт.
– Да у них просто деньги кончаются, вот они и идут ва-банк. От обычной работы достаток небольшой. Не к лицу аристократам, – добавил Тревор. – Так что… если Билл проиграет, они банально обанкротятся.
Пока Гектора не было, я тратила время, сводя концы с концами. Неужели Билл, Патрик и Гвен действительно могут стать марионетками в руках Брюса Хартингтона? Если да, то это грустно. Но какая им выгода? Допустим, чета Гинзли не хочет терять своего привилегированного положения, а конкретно Патрик вообще готов на что угодно, лишь бы мне насолить. Гвен идиотка и безоглядно верит ему. А Билл… сколько раз я уже буду в нем ошибаться? Сколько у него граней? Одно время он казался мне не столь плохим. И поступал порою именно так, как поступают люди, у которых есть совесть. Почему же он так омерзительно ведет себя сейчас?
Я много думала о Дарте, о Гекторе, обо всем. Как выразился один из пожилых гонщиков, Гранж Пул Драйв действительно оказался сердцем Уотербери. Сейчас это очевидно. Я снисходительно вспоминала себя из недалекого прошлого: свое возмущение и непонимание, почему весь город обклеен красными плакатами, почему все так сходят с ума, будто дружно подсели на вещества и обрели коллективную зависимость.
Автодром для города – его главный клапан, что качает кровь, насыщенную необходимой для жителей плазмой: смесью раскаленного металла, блестящего, как кожа дельфина; нагретой резины гладких шин; расплавленного битума трассы, воспламеняющегося бензина и машинного масла. И льется по венам кровь, и повсюду горит она. Есть в этом то, что невозможно разлюбить, единожды познав.
Совсем недавно я искренне недоумевала, за что все обожают Соулрайда. Затем ошибочно купилась на его внешность, но вовремя поняла, что дело вовсе не в ней, просто у меня вкусы на мужчин специфические. Он прирожденный гонщик, но его красота непривычна глазу. Зато он мужественный, харизматичный, талантливый. Любая его черта намекает, что с этим человеком ты не соскучишься и будешь как за каменной стеной.
Это подкупает. И заводит тоже.
Любить Гектора все равно что любить матадора, покалеченного быком, – без глаза, хромого, но все еще достаточно сильного и бесстрашного, чтобы вернуться на корриду и устроить реванш голыми руками. Как можно променять столь огнедышащую брутальность на блестящие губки Хартингтона? Никому и в голову это не придет. Кажется, я влюбилась в огонь и снова готова войти в пламя, даже если сгорю дотла…
Вскоре Соулрайд возвратился – невредимый и спокойный, – вежливо распрощался со всеми и забрал меня домой. На все мои вопросы относительно Билла и их беседы с глазу на глаз он сворачивал диалог, намекая, что мне об этом не стоит переживать. Я совершенно по-идиотски обиделась, что он избегает разговора о таком животрепещущем вопросе, но Гектор, резко затормозив, прильнул к моему телу и буквально на пальцах объяснил, что существуют темы гораздо более интересные.
Вероятно, он так и не выпустил пар, скопившийся из-за Билла, и теперь нужно было направить энергию в иное русло. Оставив на моей шее несколько отметин, Соулрайд раздвинул мне ноги, хотя я сжимала их до последнего. Протестовала, повышала голос, пыталась отпихнуть его от себя, пока не получу ответов. Но Гектор приподнял платье и направил пальцы туда, где на самом деле все ожидало этого прикосновения.
– Мокрая вредная шлюшка, – прохрипел он, пока я извивалась, кусая губы и стараясь снова свести вместе колени. – Хватит строить из себя жертву и послушай, что я тебе сейчас расскажу.
Он заблокировал двери в автомобиле, сжал мою шею, чтобы я сидела смирно, уткнулся носом мне в щеку, продолжая ласкать меня снизу, и низким вкрадчивым голосом заговорил:
– Если тебе и стоит о чем-то беспокоиться, то точно не о Билле, а о себе. Потому что сейчас я сделаю так, что ты, Фрай, готова будешь отдаться мне даже в подворотне за углом. Хорошо понимаешь, что я говорю?
Я слабо закивала, не имея уже никакого желания сопротивляться. Злой рыжий мужчина в смокинге со сбившимся галстуком держал меня за шею и нашептывал грязные слова и не менее грязные обещания. Уже от этого я готова была кончить, не говоря о том, что вытворяла его рука под платьем, господи боже.
– Отлично. – Мужчина поднял ладонь к лицу, обнюхал мокрые пальцы, словно дикое животное, задрожал всем телом и вернул их на место. От этого мне стало трудно дышать. – Сейчас я отвезу тебя домой. Мы спокойно войдем внутрь. Закроем за собой дверь. Пройдем в спальню. Там ты снимешь с себя всю одежду. Если не захочешь, это сделаю я. Я поставлю тебя лицом к стене, пару раз для разминки шлепну твою сочную задницу, оставив красные пятна. Затем сниму с себя кожаный ремень с железной бляшкой и так тебя выпорю, что последующее покажется тебе цветочками.
– За что?.. – еле выдавила я, чувствуя, что близка к оргазму. Его рука ускорялась в зависимости от количества сказанного, и замедлялась, когда он слушал меня.
– Ты полагаешь, не за что? А кто сегодня пошел танцевать с Хартингтоном, пока меня не было рядом, а? Кто позволил трогать свое тело, будто у тебя нет парня? Кто, спрашиваю?
– Я…
– И считаешь, тебя не за что наказывать? Хочешь остаться невиновной?
– Хочу тебя.
– Потерпишь, сучка. Потерпишь.
Он впился в мою шею и быстрее заскользил пальцами, иногда проникая внутрь. Уже по своей воле раздвинув ноги, я хрипло дышала и изворачивалась, а он все плотнее прижимал мою шею к сиденью и обзывал, пока я не вскрикнула, затряслась и обмякла на его руке. Гектор, сверкая глазами, молча отстранился от меня, вытер руку салфеткой и завел двигатель, будто сразу стал чужим. Но я-то знала: дело в том, что он сам возбужден до предела и едва сдерживается.
Радио отозвалось композицией Static-X – «Invincible». Мы слушали ее и ничего не говорили. Я пыталась прийти в себя, налаживая дыхание и кровообращение, борясь с головокружением. Готовилась ко второму раунду. А когда приехали домой, все произошло в точности, как обещал Соулрайд. Ведь такие, как он, держат свое слово.
Иными словами, моя претензия была исчерпана.
25. Эхо моего прошлого
– Переры-ыв! – крикнул механик Фрэнк и поднял над головой скрещенные руки, подавая условный знак пилотам.
Те, кто в этот момент проезжал поблизости, заметили и сбавили скорость, чтобы прибиться к пит-лейн. Наступило обеденное время, которого я так ждала, потому что, к своему удивлению, за несколько часов успела соскучиться по своему ненаглядному восемьдесят пятому.