Ну и, в-третьих, банально не было средств на серьезные покупки, а тратить деньги Соулрайда мне не хотелось, даже несмотря на его уговоры и заверения, что это нормально для тех, кто любит друг друга, и вообще он хочет меня обеспечивать. Его зарплата это позволяет, чем я (пока что) не планирую злоупотреблять.

– Сара, но мы теперь живем вместе, я хочу все время покупать тебе что-нибудь, – почти обиделся Гектор.

– То, что мы вместе живем, не значит, что я должна сесть тебе на шею и стать финансово зависимой.

Границы были обозначены строго, и ему пришлось уступить. Теперь мы ехали на вечер памяти Дарта Хауэлла, который официально проводят ровно за неделю до начала чемпионата в его же честь. Я – в легком платье и туфлях на небольшом каблуке, Соулрайд – в смокинге, который, разумеется, был ему к лицу, как и вся остальная одежда на свете.

– Это происходит каждые три года, – рассказывал Гектор по пути, – и давно воспринимается как преддверие чемпионата. Первая его ступень. А потому всегда так волнительно. Борьба за кубок Дарта Хауэлла – это что-то вроде… Цели всей жизни, главного достижения. Если ты пилот из Нью-Хейвена, конечно. Принимать участие в этом соревновании – уже престижно. Я не говорю о том, чтобы заполучить сам кубок. Мы живем и тренируемся ради этих решающих гонок. Их результат определяет все. Буквально все. Кто ты и чего стоишь. Все твои профессиональные навыки. Шансы попасть в мировой спорт. Это самая тяжелая проверка для гонщика. Вроде экзамена на пригодность. Понимаешь?

– А кто стал чемпионом три года назад? – спросила я, заинтригованная. Ветер бил в приоткрытое окно, путая распущенные волосы, и это давало неповторимое чувство свободы и раскованности.

– А, один парень, – отозвался Гектор. – Кстати, ты можешь его знать.

– Серьезно?

– Да. Он сейчас перед тобой.

Мой смех наполнил салон, вступая в схватку с шумом, который создавал ветер. Я вытащила волосы изо рта и спросила:

– Правда, это был ты? Ты взял кубок Дарта Хауэлла? Но я не видела его у тебя дома в отличие от многих других. И ты никогда не говорил об этом.

– Верно. Выиграть кубок можно, но это только символ победы. Ты держишь его в руках некоторое время, но не имеешь права забрать домой. Он хранится в музее.

– В том самом, куда мы едем?

Соулрайд кивнул.

– Каждый раз на этом мероприятии немыслимо много людей, так что держись рядом со мной, а еще лучше – держись за меня, иначе можешь потеряться.

– Хорошо, папочка, – всегда закатывала глаза, если меня отчитывали как ребенка.

Мужчина хмыкнул и погрозил мне пальцем.

– И я серьезно. Этот музей – одно из самых крупных зданий во всем Уотербери. Как понимаешь, добрая часть города хочет почтить память славного гонщика. Так что людей и правда будет много, приготовься к этому морально и будь поблизости.

– Так он был гонщиком?

– Конечно! В самом начале. И довольно успешным. Потом получил серьезную травму, отошел от дел, переехал сюда. И в середине пятидесятых вместе с еще парой человек основал Гранж Пул Драйв.

– Видимо, он очень скучал по Формуле–1, раз решил создать ее аналог здесь. Представляю, каких денег это стоило. А что было потом?

– Долгое время Дарт был спонсором и меценатом, внося огромный вклад в развитие гонок во всем Нью-Хейвене. Ты права, это была его большая мечта – всюду, где бы он ни появлялся, заражать людей любовью к риску и скорости. Я не знал его лично, но уверен – удивительный был человек. Его дух живет на Гранж Пул Драйв и в каждом из нас. Я чувствую в себе любовь Дарта Хауэлла: к болидам, бензину, упругим изгибам трека, нервным пит-стопам… Мне жаль, что я никогда не смогу пожать ему руку и поблагодарить за счастье и смысл, которые обрел благодаря его мечте. Если бы не все, что он сделал, я бы не был собой. Таким каким ты меня знаешь. У меня бы никогда не появилось возможности стать пилотом, а я всегда ощущал, что рожден именно для этого.

Исповедь Гектора тронула меня, заставила смолкнуть и задуматься. Я поняла, почему для него так много значит этот вечер, и глубоко ушла в свои мысли.

Если бы не деятельность Хауэлла много лет тому назад, задолго до рождения меня и Гектора, Уотербери сейчас ничем не отличался бы от обычных мелких городишек Восточного побережья. Не существовало бы замечательного автодрома под названием Гранж Пул Драйв, изменившего судьбы многих людей, в том числе мою. Соулрайд никогда не стал бы пилотом, вряд ли бы мы встретились и, соответственно, в данный момент не ехали бы вместе в его автомобиле под меланхоличную Jon Licht – «Long Way Home». Я бы не думала обо всем этом, запутавшись в петлях причинно-следственных связей.

Да… Вообще-то, мне тоже есть за что любить и благодарить Дарта Хауэлла. И есть причина быть на этом вечере сегодня и волноваться перед ним, улавливая слабую дрожь в голосе и пальцах. Этот человек, сам того не зная, когда-то обеспечил мне счастье. Если бы не он, я бы никогда не узнала Гектора Соулрайда. Чем я была бы сейчас без него? Сложно представить. Ведь стоило ему появиться в моей жизни, я совершила огромный скачок через ранее непреодолимую пропасть ненависти к себе и окружающему миру, неуверенности в собственных силах, во многом стереотипного мышления и прочей чепухи, мешающей жить. Я сильно повзрослела ментально, эмоционально. И многие мои взгляды, непоколебимые прежде, естественным образом изменились, превратились во что-то более терпимое. Более мудрое.

Увидев, как много автомобилей окружают здание музея, я заволновалась еще сильнее. Пока Гектор пытался припарковаться, отыскав свободную лунку в металлическом месиве, мы не сказали друг другу ни слова. Знали, что хорошо выглядим, особенно в паре. Сегодня был не тот случай, когда можно заявиться в общественное место в военных ботинках, растянутой пижаме и бейсболке «Nevada is my love».

– Видишь, – произнес Соулрайд, осматриваясь, едва мы хлопнули дверцами его машины, – я же говорил.

Приехали мы вовремя, однако людей вокруг уже было столько, словно мы прибыли не в музей, а на Гранж Пул Драйв в разгар гонки. Я всего