Дима.

Мой Дима.

Он вернулся. Неужели?!

– Привет, мой мальчик, – произносит Дима радостно, присаживаясь на корточки и наклоняясь к Волчку, летящему к нему на всей скорости и бешено машущему хвостиком. – Не представляешь, как я по тебе скучал.

Ты тоже не представляешь, Дима. Ты тоже.

Мы скучали по тебе до разрыва аорты и неспособности нормально жить.

Мысленно отвечаю я, наполняясь живительными силами от звука любимого, низкого голоса, насылающего рой мурашек на кожу. Но, кажется, Титов слышит или чувствует, не знаю. Он поднимает свой голубой взгляд на меня и замирает в точности, как замерла я.

Секунда.

Глаза в глаза.

Вторая.

Тихий выдох. Мой. И его.

Третья.

Полное замешательство.

Четвертая.

Душа на вылет.

Пятая.

Сердце в клочья.

Шестая.

Мир исчезает, остается только Он – худой, осунувшийся, немного бледный, но живой и такой родной. В черной майке и брюках. Чуть небритый, но до безумия красивый.

Мой.

Сотни мощных, противоречивых эмоций прошибают меня насквозь, но совсем скоро среди всей этой мощи на первый план выбивается ни с чем не сравнимая радость. Такая неудержимая, бесконтрольная, что она побуждает меня больше не думать, а сделать то, что я люблю больше всего на свете.

Поддаться эмоциям.

Я срываюсь с места и сбегаю по лестнице. Увидев это, Дима отстраняется от Волчка и выпрямляется в полный рост, позволяя мне налететь на него, сжать в крепких объятиях и…

Расплакаться. Снова. Но на сей раз от счастья.

Глава 50

Дмитрий

Она пахнет как жизнь.

Сладковатые ноты ванили с легкой цитрусовой свежестью отныне всегда будут ассоциироваться у меня с жизнью, за которую я отчаянно боролся.

Только ради нее я не сдавался, только желание еще хоть раз обнять ведьму, вдохнув ее запах, помогал мне выдержать жажду, голод, нехватку кислорода, сильный жар и вид мертвого брата, лежащего в нескольких метрах от меня.

Издаю хриплый стон и сжимаю Каролину еще крепче, сильнее зарываясь носом в ее волосы. Глубокий вдох… Никакого выдоха. И мне удается отогнать прочь жуткие кадры, концентрируясь только на важном.

На ней. На тепле и нежности ее кожи. На запахе, вкусе, звуке слез. На отчаянных, цепких объятиях, которые я расслабляю лишь для того, чтобы обхватить лицо Каролины ладонями и позволить ей обхватить мое.

Короткая встреча взглядов, и мы не медлим, ничего не говорим. Одновременно подаемся друг другу навстречу, сталкиваясь в одержимом поцелуе с привкусом тоски и соли, которую я слизываю с ее губ.

Языки сплетаются, руки блуждают по телу в желании ощупать каждый сантиметр. Холл наполняется женскими всхлипами и моими глухими выдохами. Они затмевают даже радостный лай Волка, который суетится возле наших ног, выражая свою радость, но мы с Каролиной этого как будто не замечаем. Не можем. Полная концентрация друг на друге. Чувства на максимуме. Полное открытие, никакого притворства. Как у меня, так и у Каролины. Она не сдерживается, всю себя отдает, жмется ко мне все ближе и ближе, будто жаждет слиться со мной воедино. И я пиздец как хочу того же, но не сейчас. Позже. Сначала нужно хоть немного успокоить бестию, а то бесконечные слезы залили не только ее лицо, но и мое тоже.

Обняв жену максимально крепко, забираюсь одной рукой в волосы, сжимаю их у корней и заставляю себя разорвать столь необходимый нам обоим поцелуй. Жмусь лбом к ее лбу, дышу тяжело, часто и улыбаюсь как дурак, словно не пережил настоящий ад несколько дней назад.

– Неужели я дождался момента, когда ты соизволила поприветствовать меня, как полагается любящей жене?

Моя попытка развеять невыносимую грусть Каролины приводит к тому, что она начинает плакать лишь отчаяннее. Блять. Ну зачем она так? Я могу вытерпеть что угодно, кроме ее слез.

– Все хорошо, Роли… Я здесь, – произношу возле ее уха, не расслабляя рук. – Я здесь… Все закончилось… Успокойся.

Но, ясное дело, сразу она успокоиться не может. Сначала что-то бормочет сквозь слезы, потом начинает гладить меня по плечам, шее, голове, словно пытается убедиться, что я настоящий, а в конце расслабляет объятия, чтобы чуть отстраниться и посмотреть мне в лицо. Пристально, въедливо, скрупулезно изучая каждый сантиметр кожи.

– Дима… – выдыхает она возле моих губ. – Это правда ты?

Касается мягкими подушечками пальцев моей щеки и начинает водить по ней вверх-вниз, глядя точно в глаза с максимальной сосредоточенностью.

– Конечно я. Кто же еще? Власов под стражей, а иметь еще одного брата-близнеца было бы слишком даже для меня, тебе так не кажется? – с усмешкой выдаю я.

Разумеется, моя абсолютно неуместная шутка не вызывает в Роли ни капли веселья. Наоборот. Она хмурит брови и мрачнеет.

– Дурак, это вообще не смешно! – бурчит с негодованием.

– Согласен, но зато ты прекратила плакать.

– И убедилась наверняка, что передо мной стоит настоящий Дмитрий Титов. Твое идиотское чувство юмора невозможно скопировать.

– Хоть в чем-то я уникален и неповторим, – произношу с улыбкой, без намека на укор, но мои слова все равно наполняют глаза Роли новой порцией слез и… чертовой виной, которую я видеть в ней не желаю.

– Прости меня, Дим… Пожалуйста, прости.

– Прекрати это, – обхватываю ее влажное лицо ладонями. – Прекрати.

– Нет, прости меня. Я так виновата перед тобой… и Давидом, – на имени моего брата Роли всхлипывает, вынуждая меня разозлиться и в то же время всем нутром возжелать успокоить ее.

– Мне кажется, я уже говорил, что тебе нужно научиться не брать вину за чужие поступки, а отвечать только за свои. Было дело?

Роли кивает.

– Так вот начни это делать прямо сейчас. Не ты похитила меня. Не ты убила… Давида, – слегка морщусь, снова на миг ощущая фантомный смрад разлагающегося трупа, от которого я отмывался до жжения в коже, как только у меня появились силы принять душ.

– Да, я ничего из этого не делала, но… – она заминается и сглатывает, прежде чем с тяжестью продолжить: – Я не сразу догадалась, что ко мне вернулся не ты. А должна была.

Вместе с глухим выдохом выпускаю возросшее негодование, вызванное напоминанием, что ублюдок жил с моей женой. Касался ее. Разговаривал с ней. Дышал ею… Блять!

Разорвать на куски. Выпотрошить внутренности. Отрезать конечности и скормить их ему же.

Это меньшее, что я мечтаю сделать с так называемым братом, как только мы с Владом используем его в своих целях по полной программе. И то не факт, что после расправы над ним моя ярость уменьшится. Кажется, ее ничто