– Идем, – требует Влад, отвлекая меня от разглядывания места захоронения и пресекая мою очередную сессию самобичевания.

Киваю и следую за братом, в два раза быстрее двигая ногами, чтобы успеть за его уверенными, размашистыми шагами.

– Влад, я могу попросить тебя кое о чем?

– Если ты опять хочешь…

– Нет, не хочу, – на старте пресекаю его, не желая сейчас ни о чем с ним спорить. – Моя просьба касается Ари.

– Слушаю.

– Можешь сам ей сказать, что я поеду домой? Боюсь, если я пойду сейчас к ней и сообщу, она не отпустит и потащится со мной.

– Ладно.

– И еще вытащи Волчка из ее машины и принеси мне, – прошу я и тут же ловлю на себе острый взгляд брата, брошенный через плечо. – Что? Я не уеду без него.

Брат отвечает молчанием. В нем же мы проводим недолгую дорогу до выхода.

– Садись в мою машину, – приказывает Влад и двигается к автомобилю, где сидит Ари.

Я решаю не тормозить и ныряю в салон, прячась за тонированными стеклами не только от возможного взгляда сестры, но и от остальных людей на улице.

Проходит от силы две минуты, и пассажирская дверь открывается. В салон запрыгивает Волчок, а за ним забирается и Влад. Не шибко довольный. И оно понятно. Он не любит животных. Никаких. А на кошек у него и вовсе аллергия. Радует, что на собак ее нет, иначе Волчку все эти дни моего пребывания в фамильном особняке пришлось бы куковать на улице, ну а мне вместе с ним, потому что я ни за что не оставила бы щенка одного.

Три дня назад малыш совсем поник и перестал нормально есть. И я тоже. Но если на свое здоровье мне параллельно, то за здоровье Волчка страшно очень. Он же растет и должен сбалансированно питаться, чтобы вырасти большим и здоровым. Но увы, ни мне, ни кому-либо еще не удалось заставить его полноценно поесть, пока я жила у Влада. Поэтому я очень надеюсь, что стены виллы и знакомый запах Димы, сохранившийся в воздухе, пробудит в песике аппетит и успокоит мое волнение хотя бы о щенке.

– Ты уверена, что хочешь остаться здесь? – уточняет Влад, когда спустя полчаса езды водитель заезжает на территорию виллы, которую когда-то я наотрез отказывалась представлять своим будущим домом.

А сейчас сюда отчаянно тянется моя душа. Здесь я хочу справляться со своими эмоциями. И именно это место я считаю своим домом несмотря на то, что прожила здесь совсем недолго.

– Да, уверена, – киваю, не переставая гладить тихого, неподвижного Волчка.

– Ладно, – произносит Влад, но я вижу, что он со мной не согласен. Однако брат приятно удивляет тем, что не пытается переубедить вернуться в поместье, или еще хуже – отвезти меня туда против воли.

Он выходит из машины вместе со мной и Волчком и дает указания группе охранников, а я дожидаюсь, когда брат наконец посмотрит на меня, и произношу:

– Спасибо.

– Не за что.

– Нет, есть за что, – протестую я и буквально кусаю себе кончик языка, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Смотрю на Влада несколько секунд и повторяю: – Спасибо, – вкладываю в это слово всю имеющуюся во мне благодарность, а в ответ получаю… ничего.

В лице Влада нет эмоций, ни один мускул даже не дернулся. Он просто разворачивается, садится в машину и уезжает, не бросив на прощание ни единого слова.

Как мило. Чисто в стиле Влада.

Однако я ловлю себя на внезапном осознании, что слабо улыбаюсь, пока смотрю вслед его машины до тех пор, пока она не скрывается за туями.

Первая улыбка за последние дни, которые ощущаются как вечность. Грустная и до невозможности короткая. Она исчезает вместе со всей надеждой на то, что я смогу хоть когда-нибудь улыбаться снова, как только мы с Волчком входим в дом.

Стены виллы не облегчают мое состояние. Нет. Обостряют. Но это было ожидаемо, а я была готова столкнуться с местом, где мы с Димой совсем недавно бурно ругались и выясняли отношения. Где он стрелял в меня, а чуть позже залечивал раны. Где мы прожили вместе совсем недолго и ноль дней счастливо. И где я провела трое суток с его братом-близнецом, о существовании которого никому не было известно.

О да… Буквально сразу чувствую, как моя броня, которой я заковала всю свою боль в желании не ломаться перед семьей и людьми, начинает трещать, покрываясь разломами. В легких становится меньше воздуха, а глаза начинают болезненно щипать. Горечь снедает грудь, тело слабеет, моральное состояние не то что на нуле, а находится на подземном уровне. Однако весь этот усилившийся смерч в моей душе однозначно стоит того, что я наконец сумела остаться в одиночестве и теперь никто не помешает мне потонуть в своих страхах, сомнениях, вопросах и безразмерном чувстве вины.

Ни Ари, ни Лиза, ни Ден, ни Влад… И прислуга виллы тоже не посмеет помешать, так как перед уходом в свою спальню я настрого запрещаю им приходить ко мне и предлагать еду и что бы то ни было еще.

Мне ничего не нужно. Только тишина и Волчок.

Закрыв дверь своей комнаты на ключ, я заставляю себя принять душ, чтобы смыть с себя пыль с кладбища и незримые следы сочувствия, оставленные на коже десятками чужих глаз. А после возвращаюсь в спальню и замечаю сидящего ко мне спиной Волчка.

Он уместился возле закрытой двери и пристально смотрит на нее, явно в ожидании своего хозяина.

Да. Малыш ждет его. Каждый день. Каждую минуту.

А я хочу сказать ему, чтобы подошел ко мне… Чтобы перестал терзать мою душу еще больше… Чтобы я сумела обнять его и утешить, но не могу выдавить из себя ни слова. Смотрю на преданного, любящего Диму пушистого комочка, и внутренняя броня разлетается в пух и прах.

Плотину прорывает, душераздирающий всхлип рассекает пространство комнаты, а долго сдерживаемые эмоции бьют под дых, заставляя сгорбиться и мощным водопадом выпуская на волю все чувства.

И нет… Главной эмоцией, вырывающейся из меня с новым громким всхлипом, является вовсе не вина, не грусть и даже не скорбь, а, сука, ярость!

На себя – за то, что не смогла догадаться обо всем сразу же. Но еще больше на Диму.

О да… Я не думала, что в сложившейся ситуации буду способна на такую сильную злость, но я удивила