– Я постою, – тихо заверяю, и Ден вздыхает.

Проходит к кровати и садится на край матраса, упираясь ладонями в колени. Не торопится говорить, словно еще раз взвешивает все «за» и «против», заставляя мои последние нервные клетки самоуничтожаться.

– Денис. Не томи.

– Прости, я просто понимаю, что с одной стороны – сейчас, возможно, самый неподходящий момент для этой правды. Ты и так на жутком стрессе из-за Димы, но с другой стороны – ты должна наконец узнать, насколько ты на самом деле важна для Влада. Не потому, что благодаря тебе он завязал сотрудничество с выгодным союзником, а потому, что он любит тебя. И неоднократно доказывал это, просто ты об этом не знаешь, – брат опять замолкает, поднимая на меня цепкий взгляд, будто проверяет, слушаю ли я его.

А я не просто слушаю. Я превращаюсь в слух и, кажется, даже забываю дышать, пока пристально наблюдаю за тем, как губы Дена шевелятся.

– Что Влад сделал? И что происходило со мной сразу после рождения? – задаю вопросы, чтобы поскорее подтолкнуть Дена к рассказу. – Я была больна?

– Нет. Ты была крепким, здоровым младенцем. Я это помню смутно, ведь мне было всего пять, но по словам Лизы у тебя никогда не было проблем со здоровьем.

– Тогда почему я чуть не умерла?

– Потому что тебя хотел убить наш отец.

Ощущение, словно я превращаюсь в деревянную доску. В одном месте в меня яростно вбивают гвозди, в другом пилят тупой пилой. И все это одновременно. Без анестезии.

– А точнее, он пытался это сделать неоднократно.

Накидывает еще боли Ден, словно дрелью просверливает дыру в центре сердце.

– П… Почему он хотел меня… – даже не могу договорить.

Пусть я никогда не была близка с папой, мы с ним почти никогда не общались несмотря на то, что жили под одной крышей. Мы с Ари для него как будто и не существовали, так что даже при живом отце нам обеим казалось, что его у нас нет. Мы не сильно ощутили разницы после его смерти и почти не горевали. Но одно дело – знать, что твой отец черствый сухарь, похлеще Влада, который не общался и не проявлял эмоций в адрес дочерей, и совсем другое – услышать, что родной отец, оказывается, ненавидел меня настолько, что пытался когда-то убить. Жизнь к такому меня не готовила. Как, впрочем, и ко многому другому, что со мной произошло за последнее время.

И уж точно она не готовила меня к оглушающему ответу Дена:

– В первые месяцы после смерти мамы он пытался убить тебя каждый раз, когда напивался до невменяемого состояния.

Мозг начинает трещать и раскалываться от усиленной работы, пока я пытаюсь переварить полученную информацию и связать все ниточки воедино, но увы. Не сходится. Ни в какую.

– Я запуталась, Денис, – сообщаю, сдавливая пальцами виски. – Сначала ты сказал, что я чуть не умерла почти сразу после рождения, а сейчас говоришь, что папа пытался меня убить в первые месяцы после смерти мамы, но в таком случае получается, что мне было уже больше двух лет.

Денис молчит, опуская голову. Не вижу его лица. Не вижу взгляда. Но оно мне и не надо, чтобы ощутить лютое напряжение, исходящее от брата. Его молчание бьет по мне с расстояния нескольких метров, словно короткие микроразряды тока, неприятно жалящие кожу. Но лучше бы он продолжал молчать. Лучше бы продолжал врать, как делал это всю мою жизнь. Лучше бы у него онемел язык и утратилась способность говорить. Однако ничего из этого не случается, увы.

– Мама не умерла спустя два года после вашего с Ари рождения. И она не умерла от рака, Кара, – короткая пауза, шумный вздох брата и правда, словно граната, летит точно в меня. – Она умерла во время родов, а именно – когда рожала тебя. Произошли какие-то осложнения, и она умерла от большой потери крови.

Граната ударяет прямо в грудь и взрывается. На миг даже кажется, будто стекло за мной разбивается и я лечу спиной вниз. Бьюсь об асфальт, но не умираю. Лишь калечу себя до паралича.

Мама умерла во время родов? А именно, пока рожала меня? Как такое возможно? Все же было не так.

– Я не понимаю, – тихо выдавливаю из себя, в отрицании качая головой. – Это не правда. Это не может быть правдой.

– Может, Кара.

– Но как? – непонимание добавляет голосу звучности. – Каким образом вам удалось так долго скрывать от меня это? Да и зачем? Зачем нужно было врать мне о подобном?

– Так получилось, – просто отвечает Ден, повышая шкалу шока до необъятных высот.

– В смысле, так получилось?

– Черт, – Денис резко встает с кровати и запускает руки в темные волосы, ероша их. – После смерти мамы нам всем было настрого запрещено даже заикаться о ней, лишь бы не триггерить отца. Ни дома, ни в обществе мы не говорили о маме, ведь уже успели уяснить, что любое упоминание о ней провоцировало отца на жестокие, неадекватные действия. Его боль и скорбь выражались в агрессии и желании убивать всех, кто попадется на пути. А учитывая его статус, он вполне мог себе это позволить. Несколько людей погибли мгновенно от его руки, стоило им задать вопрос о маме. После этих убийств никто больше не решался затрагивать эту тему, по крайней мере, вблизи нашей семьи. А потом, спустя несколько лет, когда вы с Ари подросли и впервые задали вопрос, почему у всех детей есть мама, а у вас нет, Влад, не раздумывая ответил, что мама сильно болела и в итоге умерла, когда вы были маленькими. Он не хотел, чтобы его маленькие сестры даже на миг подумали, будто причастны к смерти мамы, потому что это было не так. И мы с Лизой решили поддержать брата в этой лжи. С этого все и началось.

– У меня нет слов, Денис, – пронзаю брата хрен пойми каким взглядом, потому что абсолютно не понимаю, что испытываю после услышанного. Шок? Злость? Обиду? Непонимание? А, может, как раз понимание их поступка, которое не хочу понимать и оправдывать, даже несмотря на то, что после раскрывшейся правды уже столь знакомое чувство вины усиливает давление на всю мою сущность?

И вот уж не знаю, что именно написано на