Потому что я больше не могу. Не могу смотреть на неё за завтраком и думать о том, какой вкус у её кожи. Не могу слышать её голос и представлять, как она будет стонать моё имя. Не могу существовать в одном доме с этой светловолосой чертовкой, которая сводит меня с ума одним взглядом зелёных глаз.

Восемнадцать лет. Дочь моей покойной жены. Девчонка, которая должна быть мне как… как что? Как дочь? Как младшая сестра?

Хуйня. Полная хуйня.

Я встаю с кровати, иду в душ. Включаю холодную воду, пытаюсь остудить кровь, которая кипит в венах каждый раз, когда думаю о ней. Но даже ледяная вода не помогает. Стоит закрыть глаза — и я вижу её вчера в кабине того гребаного грузовика. Испуганную, уязвимую, нуждающуюся в защите.

И мой член встаёт, как у четырнадцатилетнего подростка, увидевшего первое порно.

Блядь.

Я выхожу из душа, одеваюсь. Чёрные джинсы, чёрная футболка. Траурная одежда для похорон её детских иллюзий.

Сегодня она узнает, кто я такой. Узнает, что происходит с маленькими девочками, которые играют со взрослыми мужчинами.

Спускаюсь в кабинет, достаю из сейфа пистолет. "Глок-19" — верный друг, который никогда не подводил. Проверяю магазин, вставляю обратно. Кладу на стол так, чтобы она его видела.

Сегодня у неё будет выбор: быть хорошей девочкой или познакомиться с тем, что я делаю с непослушными.

В семь утра поднимаюсь к ней. Стучу в дверь один раз. Вежливо. По-джентльменски.

— Арина. Спускайся в кабинет. Сейчас же.

Молчание.

— Арина, я знаю, что ты не спишь. У тебя есть две минуты.

Слышу шорох, быстрые шаги. Дверь открывается, и она выглядывает — растрёпанная, заспанная, в одной ночной рубашке.

Господи. Эта рубашка. Короткая, тонкая, почти прозрачная. Под ней ничего нет — я вижу очертания её грудей, тёмные кружочки сосков.

Что-то горячее и звериное поднимается из самых тёмных глубин моей души. Что-то, что хочет сорвать с неё эту рубашку, прижать к стене и показать, что такое настоящий мужчина.

Но я сдерживаюсь. Пока что.

— Одевайся, — говорю я хрипло. — Спускайся в кабинет.

— Зачем?

— Узнаешь, когда спустишься.

Она смотрит на меня настороженно, но кивает. Закрывает дверь.

Я жду в коридоре, опираясь на стену. Философы говорят, что терпение — добродетель. Хуйня. Терпение — это медленная смерть. Каждая секунда ожидания убивает что-то внутри меня.

Через пять минут дверь открывается снова. Она в джинсах и футболке — одежде, которая подчёркивает каждый изгиб её тела. Волосы собраны в хвост, лицо без макияжа. Выглядит молодо. Слишком молодо.

И слишком чертовски привлекательно.

— Пойдём, — говорю я.

Мы спускаемся в кабинет молча. Она идёт впереди, я смотрю на покачивание её бёдер и думаю о том, что я — последняя сволочь. Мужчина, который хочет восемнадцатилетнюю девочку.

Но знаете, что самое страшное? Мне плевать на мораль. Плевать на возраст. Плевать на то, что правильно, а что нет.

Я хочу её. Хочу так сильно, что готов сжечь весь мир, лишь бы получить.

В кабинете указываю ей на стул перед столом.

— Садись.

Она садится, скрещивает руки на груди. Поза защитная, но подбородок задран вызывающе.

— Что вы хотите? — спрашивает она.

— Поговорить.

— О чём?

— О вчерашнем.

Беру пистолет со стола, медленно кручу в руках. Вижу, как расширяются её зрачки, как напрягается тело.

— Ты сбежала, — говорю я спокойно.

— Да.

— Зачем?

— Потому что хотела.

— И чего добилась?

— Ничего. Вы меня поймали.

— Правильно. Поймал. И знаешь почему?

— Потому что обещали моей матери.

Усмехаюсь. Наивная девочка. Думает, что всё так просто.

— Нет, Арина. Не поэтому.

— Тогда почему?

Встаю, обхожу стол. Подхожу к ней сзади, кладу руки на спинку стула. Наклоняюсь так, чтобы мои губы были у самого её уха.

— Потому что ты — моя собственность. И я не отдаю то, что принадлежит мне.

Она резко оборачивается, но я уже отхожу.

— Я не ваша собственность!

— Нет? Тогда объясни мне: кто платит за твою еду? За твою одежду? За крышу над головой?

— Вы. Но это не значит…

— Это значит именно то, что я сказал. Ты живёшь на мои деньги, в моём доме, по моим правилам. Следовательно — ты моя.

Она встаёт, отходит от стула.

— Вы сумасшедший.

— Возможно. Но это не меняет сути.

Снова кручу пистолет в руках. Металл холодный, привычный. Сколько жизней оборвал этот кусок стали? Десять? Двадцать? Перестал считать после пятнадцатой.

— Знаешь, что я делаю с людьми, которые меня обманывают? — спрашиваю я.

— Убиваете?

— Иногда. Но сначала я их ломаю. Медленно. Болезненно. Заставляю понять, что сопротивление бесполезно.

Вижу, как она бледнеет, но голос остаётся твёрдым.

— Вы меня запугиваете.

— Нет. Я тебя предупреждаю.

Кладу пистолет обратно на стол. Подхожу к ней вплотную.

— Вчера ты попыталась меня обмануть. Сбежать от ответственности. И что получила? Тебя чуть не изнасиловал дальнобойщик.

— Но не изнасиловал.

— Потому что я тебя спас. А если бы не спас? Если бы приехал на полчаса позже?

Она молчит, опускает глаза.

— Тогда бы ты узнала, что такое настоящий ад. Узнала бы, как мужчины обращаются с девочками, которые играют во взрослых.

Беру её за подбородок, заставляю посмотреть на меня.

— И поэтому сегодня ты получишь урок. Урок послушания.

— Какой урок?

— Снимай одежду.

Слова вылетают сами собой. Я не планировал их говорить, но сейчас, глядя в её зелёные глаза, понимаю — это единственный способ сломать её сопротивление.

— Что?

— Ты слышала. Раздевайся.

— Нет.

— Арина, это не просьба.

— Сказала — нет!

Она отступает к двери, но я быстрее. Хватаю её за запястье, разворачиваю к себе.

— Ты можешь раздеться сама, или я тебя раздену. Выбирай.

В её глазах читается паника, но и что-то ещё. Что-то, что заставляет мою кровь кипеть.

Возбуждение.

Маленькая извращенка возбуждается от моей грубости.

— Почему вы так со мной? — шепчет она.

— Потому что ты этого заслуживаешь.

— За что?

— За то, что заставляешь меня терять контроль.

Слова срываются с губ раньше, чем я успеваю их остановить. Чёрт. Не должен был этого говорить.

— Заставляю? — в её голосе появляются новые нотки. Более уверенные.

— Заставляешь. Каждым взглядом. Каждым движением. Каждым чертовым вдохом.

Притягиваю её ближе, чувствую тепло её тела, запах её кожи.

— Ты думаешь, это игра? Думаешь, можешь дразнить меня и ничего не будет?

— Я не дразню…

— Лжёшь. Дразнишь с первого дня. Провоцируешь. Соблазняешь.

— Я не соблазняю!

— Нет? Тогда что это было вчера в саду? Когда ты флиртовала с Максимом?

— Я просто разговаривала…

— В платье, которое едва прикрывало твою задницу. Наклонялась так, чтобы он видел твою грудь.

Мой голос становится хриплым, опасным.

— Заставляла его хотеть тебя.

— И что с того?

— То, что если любой мужчина, кроме меня, прикоснётся к тебе, я его убью.

Тишина. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Что вы сказали?

Понимаю, что сказал слишком много. Показал слишком много. Но отступать поздно.

— Ты слышала.

— Вы… вы ревнуете?

— Я защищаю свою собственность.

— Я не ваша собственность!

— Ещё как моя.

Толкаю её к стене, прижимаю всем телом. Она такая маленькая, хрупкая. Я мог бы сломать её пополам одной рукой.

— Хочешь знать правду? — шепчу ей в ухо. — Хочешь знать, что я думаю о тебе каждую ночь?

— Камран…

— Думаю о том, как ты будешь выглядеть подо мной. Как будешь стонать. Как будешь умолять меня не останавливаться.

Её дыхание учащается. Я чувствую, как напрягаются её соски под тонкой тканью футболки.

— Думаю о том, какая ты на вкус. На ощупь. Как сожмёшься вокруг меня, когда я буду тебя трахать.