Прижимая Лэйн к груди, я двинулся по коридору, стараясь закрыть её лицо от едкого дыма своим плечом. За спиной с грохотом рушились перекрытия, отрезая обратный путь. Внезапно горящая балка рухнула прямо передо мной, угодив мне в уже повреждённое пулей плечо. Я стиснул зубы, подавив крик боли — её вес в моих руках был важнее.

Добравшись до второго этажа, я оценил обстановку: основной выход был заблокирован стеной огня. Оставался только балкон — второй этаж, не смертельная высота. Несмотря на кровавое пятно, расползающееся по рубашке на плече, боль казалась далёкой — то ли адреналин, то ли проклятая вакцина делали своё дело.

Одной рукой продолжая прижимать Лэйн к груди, другой я с трудом достал тактический трос из поясного крепления. После зубами отстегнул карабин и дрожащими пальцами закрепил его на балконной решётке. Каждый резкий рывок сопровождался импульсом боли. Рана на плече раскрывалась всё шире. Наконец наши ноги коснулись холодной земли.

Я аккуратно опустил её на промёрзлую траву. Её лицо было белее снега, а губы приобрели пугающий синюшный оттенок.

—Лэйн! — вырвалось из горла, превратившись в хриплый вопль.

Ответа не последовало.

Сорвав балаклаву, я приник к её губам — ни тепла выдоха, ни привычного аромата её дыхания. Грудь оставалась неподвижной. В висках стучала кровь, когда я начал реанимацию: тридцать резких нажатий, два вдоха. Её грудь поднялась и опала. Ничего.

— Дыши, чёрт возьми! Лэйн! — каждый удар кулака по мерзлой земле отдавался в груди пустотой.

Внезапно её тело вздрогнуло, раздался хриплый кашель. Её глаза — такие знакомые, такие родные — открылись, на мгновение наполнившись ужасом, пока не встретились с моими.

— Элай... — её голос был тише шороха листьев. — Это... правда ты?

Я не смог ответить. Только прижал её к себе, уткнувшись лицом в её светлые волосы, пропахшие дымом и страхом, чтобы она не увидела, как у меня дрожат губы и катятся по щекам горячие слёзы.

— Всё хорошо, я рядом.

Её пальцы вцепились в мой жилет, как будто боялись, что я исчезну. Нам нужно было срочно укрыться.

Я поднял её на руки — как же она была легка, почти невесома — и направился к заброшенному домику, замеченному мной ранее. Лэйн снова потеряла сознание, но теперь её дыхание было ровным, а на щеках появился слабый румянец. Она была жива — а значит, всё остальное мы переживём. Вместе.

Спустя двадцать минут мы стояли перед покосившимся строением. Домик явно не использовался много месяцев — краска облупилась, окна были выбиты, но крыша оставалась целой. Пристроив Лэйн к старому дереву, я разбил оставшееся стекло локтем, забрался внутрь и открыл наружную дверь.

Гостиная встретила нас пылью и запахом плесени. Я бережно уложил Лэйн на потёртый диван, обтянутый выцветшей тканью. На кухне нашлись пара восковых свечей, зажигалка всегда была при мне. Тёплый свет заполнил комнату, создавая призрачное уютное пространство среди хаоса.

Мы словно были обречены вечно скитаться по таким временным убежищам — грязным, холодным, небезопасным. Но сейчас, в этом хрупком круге света, мне хотелось верить, что у нас есть хотя бы несколько часов покоя.

Я опустился рядом с ней на колени, снял перчатки и дрожащими пальцами отодвинул пряди волос с её лица. Несмотря на сажу, размазанную по щекам, несмотря на потрескавшиеся губы, она была прекрасна. Как луна, пробивающаяся сквозь тучи, освещающая комнату.

Лэйн отреагировала на мои прикосновения и резко очнулась. Её глаза метнулись по комнате, а пальцы впились в моё предплечье, слегка погружаясь в свежую рану. По коже пробежала горячая волна, но я даже не дрогнул. Её хватка была отчаянной.

— Где мы? — голос был хриплым от дыма, но твёрже, чем раньше.

— В заброшенном домике, недалеко от особняка, — ответил я, чувствуя, как тёплая струйка крови стекает по руке.

Лэйн замерла, её взгляд прилип к моему предплечью, где её пальцы уже окрасились алым. В расширенных зрачках отразилось нечто первобытное — смесь ужаса, вины и чего-то ещё, что заставило моё сердце сжаться.

— Элай… ты ранен…

Я выдавил подобие улыбки, стараясь разрядить обстановку:

— По сравнению с тем, что было, это царапина. Всё в порядке, мы в безопасности.

Ложь. Мы не были в безопасности. Скоро сюда нагрянет полиция, пожарные и люди Леона. Все мафиозные крысы уже разбежались по своим норам, а мы с Лэйн ничем не отличались от них. За нами также шла охота.

— Нас найдут. Надо уходить, — она попыталась приподняться.

Я мягко, но решительно прижал её плечи к продавленным пружинам дивана. В её глазах плескалось отчаяние, которое также хорошо было понятно и мне.

— Ты только что вернулась с того света, — мой голос прозвучал жёстче, чем я планировал. — Хоть немного отдохни.

— Но…

— Лэйн, пожалуйста... — мой голос сорвался, обнажая ту боль, что грызла меня изнутри. — Ты не дышала. Я думал...

Она замерла, и в её глазах промелькнула искра осознания. Глубина испытанного ею ужаса, казалось, на миг парализовала её. Затем её пальцы вдруг вцепились в меня, нежно, но настойчиво, и потянули к себе.

— Подожди, — я с трудом выдохнул, мягко, но неумолимо остановив её движение ко мне.

Мои пальцы обхватили её запястья, создавая хрупкий барьер. Её взгляд стал растерянным, почти раненым.

— Элай?..

Я отвёл глаза. Говорить это было больно, но молчать — невозможно. Сейчас или никогда.

— Лэйн... — мой голос звучал хрипло, будто пропущенный через тернии. — Я научился одной вещи после того, как Сиян ушла к одному парню из спецназа, — мои пальцы непроизвольно сжались. — Она сказала, что я слишком... зациклен на работе. Что не могу дать ей того, что даёт он. И знаешь что? Она была права.

Я провёл ладонью по лицу, чувствуя шрамы, которых не было видно.

— Я... никогда не заставляю людей выбирать себя. Никогда. — Каждое слово обжигало горло. — Если кто-то считает, что его счастье… его место... где-то ещё — чёрт возьми, пусть идёт. Я не буду удерживать. Не вижу смысла... — я сжал челюсть, глядя куда-то в пыльный угол комнаты, — ...цепляться за тех, кто колеблется.

Наконец у меня хватило смелости посмотреть на неё. В её глазах читалось смятение, но я видел и себя — бледного, в рваной, запачканной сажей и кровью экипировке. Не героя, не спасителя, а изуродованного полицейского с демоном внутри. Но я продолжал, теперь глядя прямо в них:

— После Сиян я дал себе слово — только честный выбор. Не из жалости, не из долга. Не потому, что рядом нет никого... — мой взгляд на миг скользнул в сторону окна, где вдалеке пылал особняк, — и уж точно не потому, что я вытащил тебя из огня. Если ты остаёшься... — мои ладони мягко сжали её запятье, — это должно быть потому, что ты так решила. Что это твоё место. Со мной. Я хочу быть... осознанным выбором. Не по умолчанию. Не единственным выходом из ада.

Я глубоко вдохнул, втягивая запах гари, пыли и её едва уловимый, знакомый аромат сквозь сажу. Голос дрогнул на последнем слове:

— Я заслуживаю того, кто видит... эту ценность. Кто понимает, что мы... можем дать друг другу. Не того, кто остаётся, потому что ему некуда идти. — Мои пальцы разжались, освобождая её руки. — Дверь... — я кивнул к выходу, — она открыта. Всегда. Как тогда для Сиян. Как сейчас для тебя.

Я замолчал. Это не был ультиматум. Я давал ей выход. Прямо сейчас. Зная, что она может им воспользоваться. Зная, что, возможно, должна им воспользоваться.

Она смотрела на меня. Её глаза, еще недавно полные отчаяния, теперь горели каким-то странным, непонятным мне огнем. Страх? Гнев? Жалость?

Тишина в заброшенном домике стала оглушительной, разрываемой только треском свечей и нашим неровным дыханием.

Она рванулась вперёд — не прочь от меня, а ко мне, с такой силой, что я едва удержал равновесие. Её горячие губы нашли мои.

Слова действительно были лишними. Я ответил с той же страстью, в котором растворились все запреты, все страхи, все те месяцы мучительного отдаления. Огонь особняка, Леон, задание — всё это перестало существовать. В этот момент существовала только она.