Тёплый воздух маленькой ванной обволок меня, как прощение за все пережитое.

Но когда я сняла платье — увидела кровь на воротнике.

Не только в ухе.

На ладони — от ножичка.

Мне хотелось смыть с себя сегодняшний позор. Смыть с себя боль. Еще бы хорошо было бы смыть с себя сомнения и обиду. Но с ними будет не так просто.

Я опустилась в воду и почувствовала тишину.

Каждой клеточкой своего тела.

Но всего на миг.

Я вынырнула и снова услышала смех. Только теперь уже снизу.

Женский томный всхлип.

Мужской голос — низкий, почти ласковый:

«...А ты всё ещё думаешь, что я насытился?»

Глава 10

Я закрыла глаза, пытаясь прогнать воспоминание о том, что видела за дверью.

Сжала гвоздь под водой.

Холодный. Острый. Настоящий.

Обтеревшись серым полотенцем, я сделала на голове чалму и улеглась в постель, чтобы согреться под одеялами.

Меня мгновенно выключило.

Мне снилось, что я дома, лежу в роскошной кровати, думаю, как еще можно украсить поместье к новому году, переживаю, хватит ли игрушек, или придется посылать кого-то из слуг в лавку?

Проснулась я утром в пустоте и зябком холоде.

Никаких рождественских носков на камине.

Никакого запаха корицы. Никакого: «Доброе утро, мадам! Завтрак готов!».

Только гвоздь в кармане — и память о том, что счастье было ненастоящим.

Зябко поёжившись, я вылезла из-под одеяла, осматривая комнату. Завернувшись в одеяло, я подошла к окну, как вдруг увидела своё поместье.

Оно было как на ладони. На противоположной стороне улицы слева. Если встать возле зеркала, то его отчётливо видно. Можно сказать, что оно почти напротив.

Я удивилась. Вчера путь казался мне бесконечным. Но сейчас я видела, что тут рукой подать.

К моему старому поместью подъехала карета и остановилась.

На улицу высыпали слуги.

И тут я увидела своего мужа, который быстро вышел, отдал какие-то распоряжения, а потом снова сел в карету.

И вдруг я поняла: он ищет меня.

Но теперь у меня есть гвоздь.

И имя — Дита.

А значит, он не найдёт ту, кем я была.

Я встала на цыпочки, чтобы разглядеть, куда направится мой муж, но не успела.

Меня отвлек стук в дверь.

— Я принёс вам платье и бельё, — послышался голос мистера Герберна на пороге. — А вот и ваш список обязанностей. Теперь вы старшая над горничными и… У вас есть особое задание. Вы увидите в конце списка.

Я приняла всё из рук дворецкого, поблагодарила и закрыла за ним дверь.

Сейчас мне больше всего на свете хотелось стряхнуть с себя пыль, скинуть маску аристократки и идеальной жены.

Я снова хотела быть собой!

Но вдруг стало страшно.

А вдруг я потеряла прежнюю себя?

Потеряла среди кружев и бриллиантов, среди чайных сервизов и хороших манер?

Вдруг я настолько убедила себя в том, что я леди, что не смогу снова стать той, которая готова бороться за место под солнцем?

Темно-синее платье выглядело уныло, словно в нём еще недавно плакала старая дева, вспоминая, сколько раз она могла предаться пороку, любви и страсти, и… не предалась. Дура!

Я быстро надела бельё, радуясь, что у меня теперь есть сменное, и стала облачаться в платье.

В новом платье я подошла к зеркалу, глядя на свою скорбную бледность.

Опять роль! Вежливой, холодной, жадной старой девы — экономки.

— Ну что ж, — прокашлялась я, вспоминая старых экономок. — Думаю, что с ролью я справлюсь! Брюзжать, кривить губы и считать деньги я умею.

Попытка себя рассмешить привела лишь к тому, что уголки моих губ едва заметно дрогнули.

Я соорудила на голове самую строгую и скучную из всех причёсок, стараясь прикрыть больное ухо.

— О боже, — прошептала я, глядя на коросту на покрасневшем ухе. — Какой ужас…

Глава 11

Но я тут же скрыла это волосами.

Обувшись в черные туфли и поправив черные шерстяные чулки, я одернула белые манжеты — единственное украшение этого платья — и расправила плечи.

— Невротрепательница-домомучительница готова к работе, — прокашлялась я, стараясь придать своему голосу вес, а лицу такое выражение, словно я за лорнором под карету брошусь.

Список!

Да!

Чуть не забыла!

— Что у нас по списку? — спросила я, беря со столика небольшой список и читая внимательно каждый пункт. — Взять книги расходов из кабинета генерала. С этого момента их ведете вы. Внести в книги расходов… Ага, вижу… Ого! Мама дорогая!

Я даже присела на скрипучий стульчик, глядя на расходы генерала. Не то чтобы меня жаба душила за чужие деньги… А нет! Все-таки душила!

Расправив платье, я с выражением лица, словно только что вернулась с похорон молодости, направилась в кабинет генерала.

Осталось спросить у слуг, где этот кабинет.

Первое, на что я обратила внимание, спустившись в коридор, это на тишину.

Слуги ходили тихо, как мыши. При мне горничная прошла так, словно только что украла.

— Простите, — полушепотом обратилась я к ней. — А где здесь кабинет генерала?

— Дальше по коридору. Предпоследняя дверь, — прошептала она, скрываясь бесшумно в одной из комнат со стопкой свежего белья.

Дом вымер. Я чувствовала эту тишину, которая меня почему-то смущала.

Я подошла к двери.

К той самой, которая вчера была приоткрыта.

Прислушалась.

За дверью тишина.

Не долго думая, я открыла ее.

На полу лежали рваные женские панталоны. Чуть дальше валялся перевернутый бокал.

Его содержимое впиталось в ковер.

Дальше на полу алел, словно пятно крови, алый мундир со сверкающими орденами. И еще одни панталоны. Женские.

Женский чулок висел на люстре.

Туфелька с бантом валялась среди гармошки ковра.

Я шла осторожно, поглядывая на прикрытую дверь спальни.

Огромные карты висели на стене — с пометками, линиями, крестами у границ. Не украшение. Карты боевых действий.

На столе ровными стопками лежали документы. А вдали стоял огромный шкаф, в котором книги стояли аккуратно. Корешок к корешку.

Странно.

Везде такой бардак, зато в документах и на столе — идеальный порядок.

Парадокс!

Я направилась к шкафу, стараясь не нарушать тишину.

Открыв стеклянную дверцу, я пробежала пальцем по корешкам книг.

Огромная, размером с