И вот за это мне было стыдно. Стыдно за то, что я дала себя в обиду.

Я не была слабой. Я просто… верила.

Верить — это тоже форма мужества. Но сейчас, в этом снегу, она казалась мне глупостью. Постыдной глупостью, от которой хотелось закрыть глаза и спрятаться куда-нибудь в темный уголок.

В домах горели окна.

В каждом — уют. Свет. Нарядные венки на стеклах и дверях. Тени за занавесками — кто-то смеялся, кто-то пел, кто-то обнимался. Перед чьим-то домом стояло множество карет. У кого-то гости.

Дома жили.

А я шла в никуда.

Без имени. Без прошлого. Без права на боль.

Я остановилась у кованых ворот особняка.

Адрес на письме был верен.

Мистер Герберн. Западный квартал. Дом с драконом над воротами.

Подняла глаза.

Там, на арке — дракон. Золочёный. С раскрытой пастью, грозной, предупреждающей.

Я обернулась.

Хотела увидеть свои следы в снегу.

Пусть хоть что-то, что докажет: я здесь была, я прошла этот путь.

Но выпавший снег уже сгладил всё.

Следов не было.

Словно сама зима стёрла моё прошлое.

Словно я уже не та, кем была час назад.

— Ну что ж, — прошептала я, выдыхая облако пара изо рта. — Пусть так.

Я прошла по аллее и поднялась по ступеням.

Руки дрожали. Не от холода. От страха: а если письмо промокнет? Если чернила размажутся? Если меня не пустят? Тогда куда?

Я лучше замёрзну на улице, чем вернусь.

Я громко постучала.

Сначала — тишина.

Потом — смех. Где-то наверху. Женский, звонкий, с хрипотцой.

И скрип — будто качели… или кровать…

Свет в окнах горел ярко. У ворот стояла карета с гербом на чёрной лакированной дверце. Роскошный вензель буквы “М” был украшен драконом.

Дверь открылась, пока я рассматривала карету.

Передо мной стоял дворецкий — моложе мистера Брука, но с тем же взглядом: видящим всё, говорящим ничего.

— Вам… — начал он, но осёкся, увидев моё лицо, мокрые ресницы, кровь на воротнике.

Я не сказала ни слова. Просто протянула письмо дрожащей рукой.

Мистер Герберн узнал почерк на конверте.

Быстро сорвал печать.

Пробежал глазами.

Его брови дрогнули. Потом — резко отступил.

— Проходите быстрее! — прошептал он, оглядываясь, будто боялся, что нас подслушают. — Боги… Как вы дошли в таком виде?

Я шагнула внутрь.

Тепло ударило в лицо, как пощёчина.

Холл был… невероятен.

Мрамор. Золото. Хрустальные люстры, отбрасывающие блики на стены, увешанные старинными гобеленами.

Даже дышать здесь казалось дерзостью.

— Сюда, — сказал он, взяв меня за локоть — осторожно, как хрупкую вещь.

Он провёл в небольшую комнату у кухни — тёплую, с печкой и запахом корицы.

Поставил свечу на стол и налил чашку горячего ароматного чая.

Пока я сидела и согревала руки и пыталась согреть душу, дворецкий снова перечитал письмо — медленно, вдумчиво.

— Как мне к вам обращаться? — спросил он, поднимая глаза.

Я замялась.

— Как мне к вам обращаться, мадам Альгейда? — спросил дворецкий.

В письме, конечно, было имя.

Альгейда.

Имя, что носила жена Вестфалена.

Имя, что прибил к камину, как бабочку на булавку.

Это имя лучше оставить в прошлом.

— Дита… — начала я неуверенным голосом. — Эм… Дита Рейнольдс?

— Дита Рейнольдс, — кивнул он. — Полагаю, вы решили устроиться в наш дом экономкой? У нас очень хорошее жалование. И очень хорошие условия.

— Да, — кивнула я, а я выдохнула, еще крепче сжимая чашку.

И вдруг — сверху.

Смех.

Громкий, пьяный, без стыда.

Скрип кровати.

Мужской голос — низкий, насмешливый: «Кто еще остался без моей любви?»

Женский — томный, почти поющий: «О! Господин генерал…»

Я подняла глаза к потолку, как монашка, решив воздать молитвы.

— Это… праздник? — неуверенно спросила я, чувствуя, как щёки горят.

Дворецкий кашлянул в кулак.

— Нет, мисс Рейнольдс. Это… оргия, — ответил он со вздохом. — Не обращайте внимания. Это… обычное явление для генерала Моравиа.

В этот момент я услышала мужской смех. Казалось, так мог смеяться сам дьявол.

Я открыла рот.

Закрыла.

Сжала в кармане гвоздь — холодный, острый, настоящий.

— Вы сказали Моравиа? — прошептала я, в ужасе вспоминая первые полосы газет.

Глава 8

— Я поищу для вас платье, — сказал дворецкий, поворачиваясь к двери.

Он со вздохом отвернулся, как только я сказала «Моравиа», словно ему самому было стыдно.

— Завтра я напишу список ваших обязанностей. А пока… вам стоит отдохнуть. Думаю, комната на чердаке вас вполне устроит.

Мистер Герберн замялся, будто почувствовал моё сомнение.

— О, не переживайте. Она очень хорошая. И тёплая. Конечно, не роскошная. Но… в ней есть всё, что нужно.

— Спасибо, — едва слышно прошептала я.

Я вздохнула, сжимая кулаки.

— А что будет входить в мои обязанности? — спросила я, поднимая глаза на дворецкого.

— Книги расходов, — заметил он, с мелодичным звоном перебирая ключи от комнат. — Надеюсь, вы в них понимаете?

— Конечно, — кивнула я. Голос дрожал, но я не дала ему сорваться. — Я… я вела бюджет семьи. Я не полагалась на чужих людей.

Мистер Герберн улыбнулся — впервые за вечер по-настоящему.

— О, тогда вам не составит труда.

Он протянул мне маленький медный ключ, оторвав его от общей связки.

— Вода горячая. Мы… ну… даже во время… мероприятий… не экономим на комфорте слуг.

— Спасибо, — снова вздохнула я, понимая, что вот оно — начало новой жизни.

Пока что всё казалось сном.

И не скажу, что самым хорошим.

Я теперь служанка.

Обычная служанка.

Конечно, не посудомойка и не горничная.

Но всё же…

Это сложно принять.

Но я сунула руку в карман