class="p1">Он замер.
Полностью.
Пальцы внутри, неподвижные.
Вытащил их медленно.
Посмотрел на руку.
Кровь.
Немного, но достаточно.
— Богами, — выдохнул он, и голос изменился — стал тише, шокированным. — Ты… ты девственница.
Это не был вопрос.
Я не ответила, уткнувшись лбом в холодный камень.
— Астра, — он развернул меня к себе — жёстко, держа за плечи. — Посмотри на меня.
Я подняла взгляд.
Золотые глаза смотрели — широко раскрытые, между бровей залегла глубокая складка.
— Почему не сказала?
— Ты не спрашивал, — ответила я тихо.
— Я думал… семь лет одной, наверняка был кто-то…
— Не было, — я встретила его взгляд прямо. — Никого. Никогда. Только ты.
Что-то изменилось в его глазах — вспыхнуло тёмное, собственническое, хищное.
— Только я, — повторил он медленно, пробуя слова на вкус.
— Да.
— Богами.
Он поцеловал меня снова — жёстко, требовательно, но чуть осторожнее.
— Тогда не здесь, — прошептал он против моих губ. — Не так. Ты заслуживаешь…
— Мне всё равно, — перебила я, притягивая его ближе. — Здесь. Сейчас. С тобой. Больше ничего не важно.
Он смотрел долго, борясь с чем-то внутри.
— Будет больно, — предупредил он. — Очень больно. Я постараюсь быть осторожным, но я… я не знаю, смогу ли сдержаться. Я слишком долго… слишком сильно хочу…
— Тогда не сдерживайся, — прошептала я. — Возьми то, что хочешь. Возьми меня.
Последние остатки контроля рухнули.
Он развернул меня обратно к стене — резко, грубо.
Прижал грудью к камню, одной рукой держа за затылок, прижимая голову.
Другой рукой стянул моё бельё — дёрнул вниз, ткань порвалась.
Я услышала звук расстёгиваемых штанов.
Затем почувствовала его — обнажённого, горячего, прижатого к моим ягодицам.
Огромного.
Страх вернулся — острый, ледяной.
Это не поместится. Разорвёт меня пополам.
— Орион, подожди…
— Поздно, — прорычал он, раздвигая мои ноги шире коленом. — Слишком поздно останавливаться.
Рука скользнула между нами, направляя себя.
Надавил.
Начал входить.
Растягивая. Заполняя.
Боль вспыхнула мгновенно — острая, жгучая, разрывающая.
Я вскрикнула, попыталась отстраниться.
Он прижал сильнее к стене, не давая двигаться.
— Тихо, — прошептал он хрипло. — Дыши. Просто дыши.
Продолжал входить — медленно, сантиметр за сантиметром, растягивая девственную плоть.
Слёзы хлынули, размазались по щекам.
Больно. Так больно.
Слишком большой. Слишком много.
Он остановился на полпути — дрожа от усилия сдерживаться.
— Самое сложное сейчас, — выдохнул он. — Прости. Прости, Астра.
Толкнулся одним резким движением — до конца, разрывая барьер.
Боль взорвалась белой вспышкой.
Я закричала — громко, не сдерживаясь.
Тело пыталось оттолкнуть его, мышцы сжимались, отторгали.
Но он держал крепко, не позволяя вырваться.
Полностью погружённый внутрь, неподвижный.
Дышал тяжело у моего уха, каждый мускул напряжён до предела.
— Больше не будет так больно, — прошептал он, целуя плечо, шею, отвлекая. — Обещаю. Самое страшное позади.
Я дышала — рваными всхлипами, сквозь боль, что пульсировала волнами.
Ощущение было невыносимым — растянута до предела, заполнена полностью, раскрыта.
Уязвима.
Его.
Он начал двигаться — медленно, осторожно.
Выходил почти полностью. Возвращался.
Каждое движение вызывало жжение, дискомфорт.
Но боль отступала. Понемногу.
— Вот так, — застонал он. — Расслабься. Позволь мне… богами, ты такая узкая… такая горячая…
Темп ускорился — чуть, затем сильнее.
Контроль начал ускользать.
Я чувствовала это — через узы, через то, как напрягалось его тело, как дрожали руки.
Полторы тысячи лет в заточении.
Полторы тысячи лет без прикосновений, без женщины, без этого.
И сейчас, внутри меня, он терял остатки сдержанности.
— Орион, — задохнулась я.
— Не могу… — голос сорвался на стон. — Астра, прости, я не могу… больше не могу держаться…
Он сорвался.
Рука на моём затылке сжалась крепче, вдавливая в стену.
Вторая обхватила бедро, приподнимая, меняя угол.
Начал двигаться жёстче, быстрее — мощными толчками, что заставляли меня вскрикивать с каждым.
Бедра били в мои ягодицы с глухими звуками — грубо, животно, первобытно.
Боль смешивалась с чем-то другим — трением, давлением, что порождало жар.
Он не сдерживался больше.
Брал меня так, словно я не была девственницей секунду назад.
Жёстко. Глубоко. Беспощадно.
Как зверь, что слишком долго был голодным.
— Моя, — рычал он между толчками. — Моя. Только моя. Первый. Последний. Единственный.
Рука скользнула вперёд, нашла между моих ног ту точку, что пульсировала.
Начал тереть — кругами, жёстко, в такт своим движениям.
Боль отступала быстрее под натиском удовольствия.
Жар нарастал — быстро, яростно, требовательно.
Что-то наматывалось внутри — туго, горячо.
— Орион… я… что-то…
— Кончай, — прорычал он, толкаясь ещё жёстче. — Кончай пока я в тебе. Сейчас.
Пальцы на моей точке ускорились.
И я взорвалась.
Оргазм накрыл волной — ослепляющей, оглушающей, бесконечной.
Я кричала — громко, не стесняясь, не думая, что кто-то может услышать.
Тело содрогалось, мышцы сжимались вокруг него пульсирующими спазмами.
— Богами, — застонал он. — Да… вот так… сжимай меня… сжимай сильнее…
Он не замедлился.
Продолжал двигаться — быстрее, жёстче, теряя последние остатки ритма.
Движения стали рваными, отчаянными.
— Не могу… не могу вытащить… должен… внутри… богами, Астра, я…
Воздух вокруг нас задрожал.
Что-то вспыхнуло за его спиной — призрачный золотой свет.
Я почувствовала давление в воздухе — тяжёлое, древнее, божественное.
Крылья.
Они проявились — не полностью, не материально, но достаточно, чтобы увидеть.
Огромные, призрачные, светящиеся золотом контуры, что простирались за его спиной.
Божественная сущность прорвалась сквозь человеческую оболочку.
Бог войны терял контроль.
— Орион… — выдохнула я, зачарованная видом.
Он не слышал.
Толкнулся последний раз — глубоко, до упора, так жёстко, что воздух вышиб из лёгких.
Замер, содрогаясь.
Крылья вспыхнули ярче — ослепительно, заполняя переулок золотым сиянием.
Я почувствовала, как он изливается — горячими волнами, пульсирующими толчками, наполняя снова и снова.
Узы между нами взорвались.
Руны на запястьях вспыхнули синхронно с крыльями.
Магия прокатилась волной — обжигающей, что заставила вскрикнуть.
Сознания коснулись через связь — резко, болезненно.
Я почувствовала его.
Вину — острую, что он не сдержался, был слишком грубым.
Удовлетворение — тёмное, хищное, что пометил меня как свою.
Страх — что это ошибка, что завтра всё рухнет, что узы теперь стали чем-то, от чего не сбежать.
Злость на себя — что поддался, что не устоял, что хотел снова, несмотря ни на что.
Он почувствовал меня.
Боль — физическую, пульсирующую.
Смятение — что это значит, что будет дальше.
Страх — что он пожалеет, что это был момент слабости, не больше.
И под всем этим — жгучее желание, что не утихло даже после, требующее ещё, больше, снова.
Свет погас резко.
Крылья исчезли, растворились в воздухе.
Он рухнул на меня, прижимая к стене всем весом.
Дышал тяжело, прерывисто, лицо уткнулось в мои волосы.
Всё ещё внутри, пульсирующий, горячий.
Тишина повисла тяжёлая.
Музыка