Я медленно прошлась вдоль прилавков, пока мой взгляд не остановился на знакомом лице. Старый поставщик, с которым я много лет вела дела через записки и гонцов, стоял у своего стенда, проверяя упаковки сухоцветов. В руках он держал охапку пучков лаванды и мяты. Я улыбнулась, подходя ближе.

— Не думала, что встречу вас лично, — сказала я, остановившись напротив.

Он поднял взгляд и тут же широко улыбнулся. Глаза засияли, словно он встретил старого друга.

— Леди Даря! Ну надо же. А я думал, вы давно уехали.

— Уехала, но, как видите, вернулась, — мягко ответила я.

Мы поговорили о привычных вещах: о поставках упаковки для букетов, о редких сухоцветах и тканевых лентах, которые я любила использовать в своей лавке. Он рассказал, что теперь у него есть новые сорта трав, из которых можно составить потрясающие осенние композиции. То что нужно! Всё должно выглядеть величественно и празднично. Вместе мы набросали список и торговец обещался доставить заказ к вечеру.

Я благодарно кивнула, но перед оплатой на мгновение замешкалась, ощущая в руке вес кошеля. Почти все мои сбережения уйдут на украшение беседки.

Лукас, который всё это время стоял чуть позади, но, как оказалось, внимательно слушал, вдруг шагнул ближе.

— Позвольте, леди Даря, — его голос был спокойным, но твёрдым. — Я оплачу это за счёт короны.

* * *

Было очень непривычно, брать у кого-то деньги, но с другой стороны Лукас был совершенно прав: это все нужды короны. Я кивнула и отошла в сторону.

Вообще, к хорошему привыкаешь быстро. Всего несколько дней во дворце, а я уже вполне уверенно чувствовала себя со слугами, не пугалась советников и открыто спорила с королем.

Может быть из меня и вышла бы королева. В другой жизни, конечно. Из Лии принцесса получилась уже сейчас.

— Мам, погуляем? — спросила дочка, когда мы закончили дела на цветочном базаре.

Я взглянула на Лукаса, он молча кивнул. Значит считал, что здесь вполне безопасно.

Мы пошли дальше по рынку, минуя лотки с ароматными булочками, ювелирные лавки и торговцев специями. Лия, крепко держа меня за руку, её глаза буквально светились от всего этого разнообразия.

Наконец мы подошли к ярмарочной части, где были карусели. Лошадки с деревянными гривами, расписанные яркими красками, мерно двигались по кругу под мелодичный перезвон колокольчиков. Лия, которая до этого стоически терпела и не попрошайничала, увидев карусель не сдержалась:

— Мам, можно на лошадок?!

— Хорошо, милая, — я улыбнулась и провела её к одной из лошадок.

Лукас следил за всем со стороны, зорко оглядывая толпу, пока я помогала Лие устроиться. Как только карусель пришла в движение, и Лия, смеясь, ухватилась за позолоченные поручни, я почувствовала, как моя тревога наконец отпустила. На мгновение грусть, которая тянула меня вниз весь день, исчезла, растворившись в мелодичном звуке карусели.

Мы покатались два раза, на лошадке и на слоне, а потом купили леденец в форме звезды. У ребенка должен быть праздник!

— Ты самая лучшая мама на свете, — прошептала она между сладкими кусочками.

— А ты самая лучшая дочь, — тихо ответила я, целуя её в макушку.

Мы медленно пошли обратно, но теперь уже через ряды с платьями и тканями. Я не ожидала найти что-то особенное, но остановилась на месте, когда заметила, что здесь торговали уже раскроенными моделями платьев. На длинных деревянных стойках висели наряды, готовые к примерке — от простых повседневных до изысканных вечерних.

У нас в городе можно было разве что заказать ткань и ждать, пока швея сошьёт всё с нуля. А здесь — чуть ли не готовое платье прямо с прилавка! Я не могла удержаться и без зазрения совести позволила себе купить несколько.

Первое платье было нежно-зелёного цвета с рукавами-фонариками, из лёгкой ткани, струившейся вниз мягкими складками. Оно выглядело просто, но с изящными вышитыми деталями в виде мелких листьев вдоль подола. Его я взяла для прогулок и простых встреч.

Второе — насыщенно-бордовое с глубоким квадратным вырезом, облегающее талию и переходящее в расклешённый низ. Оно выглядело так, будто создано для вечерних приёмов. Не королевских, конечно, но для городского театра или на праздник — вполне. Плотная ткань мягко облегала фигуру, а пояс из шёлковой ленты будто делал меня стройнее.

Третье платье — молочного оттенка, с тонкими золотистыми нитями, вплетёнными в ткань. Оно было почти воздушным, с полупрозрачными рукавами и лёгкой драпировкой на лифе. Умом я понимала, что такое светлое платье это не практично, но ничего поделать с собой не могла. Я чувствовала себя в нем красавицей. А со мной такое бывало редко. Да и когда в последний раз в моем гардеробе появлялось что-то новое.

Лия хлопала в ладоши от восторга, разглядывая мои покупки.

— Мам, ты будешь такая красивая!

— Позволите оплатить? — спросил Лукас.

Был большой соблазн согласиться. Платья стоили не дешево, а у нас с Лией каждая копейка на счету, но лучше я буду работать в два раза больше, чем останусь должна что-то Аарону или Грегори.

Я мягко улыбнулась и оплатила сама. Лий достался в подарок большой белый бант, которым она тут же украсила свою кудрявую голову.

Мы направились к карете и тут я краем глаза увидела Мелиссу. Она пробиралась к нам через толпу, образовавшуюся у лотка, с которого продавали дешевые осенние платки.

* * *

Лукас, кажется, заметил ее еще раньше, потому как уже оказался между нами.

— Отойди! — рявкнул он, громко и властно.

Лия испуганно спряталась за мою юбку. Я машинально сжала руку и дочери и посмотрела на девушку, рухнувшую на колени.

Мелисса выглядела жалко. Она медленно подняла голову и скинула капюшон. На свет выбилась тёмная спутанная прядь волос:

— Даря, пожалуйста, выслушай меня, — её голос был сорванным, надтреснутым, будто она долго плакала или кричала. — Я должна рассказать тебе правду об Эване, об Аароне... Они меня убьют, и никто никогда не узнает...

Я вздрогнула. Слова, казалось, ударили меня в грудь. Вокруг шептались зеваки, люди оборачивались, оценивая странную сцену. Мелисса тяжело дышала, её руки дрожали, а взгляд был умоляющий и испуганный.

— Даря, прошу...

Я растерянно посмотрела на Лукаса, пытаясь осмыслить, что делать дальше. Грудь сдавило тревожное чувство, будто я стою на краю чего-то огромного.

— Можешь спрятать Мелиссу где-нибудь? И