Слишком много информации сразу. Я и растеряна, и заинтригована.

— То есть они сами решают, кого пригласить? По какому принципу?

— Приглашают в основном тех, кто их раздражает, кто задел или просто не понравился по пустякам, — объясняет Лиам. — Хайдес и Афина вспыхивают быстрее остальных. — Он делает паузу и добавляет: — Но она офигенно красивая.

Джек и Перси издают синхронные звуки отчаяния.

— А приглашение как выглядит? — продолжаю я, не обращая внимания на бред Лиама.

Повисает короткая пауза. Перси прочищает горло:

— Они используют шахматные фигуры.

— Шахматные фигуры? — переспрашиваю я с полусмешком. Но у всех троих лица предельно серьёзные, так что я тоже стараюсь посерьёзнеть.

Перси возится с телефоном и протягивает его мне.

— У них есть особенные фигуры из стекла. Под светом они переливаются, как калейдоскоп. У каждого из Лайвли есть своя фигура, по ней и понимаешь, кто тебя зовёт в игру.

На экране — фото шахматных фигур. Я бы сказала, что зря он мне их показывает, я и так в шахматах ас, но промолчу.

— У Афродиты — слон. У Гермеса — король. У Афины — ферзь. У Аполлона — конь. — Он листает дальше и останавливается на последнем.

Фигура Хайдеса — ладья. Не понимаю, правда, есть ли тут какой-то символизм или они выбрали случайно.

Я всё ещё смотрю на изображение ладьи, когда спрашиваю:

— То есть они прямо вручают её в руки?

Перси качает головой и гасит экран.

— Нет. Ты находишь её утром в пятницу у двери своей комнаты. Не спрашивай, откуда они знают, кто где живёт. К этому моменту мы все уже поняли: Лайвли могут раздобыть любую информацию.

Как вообще возможно, что никто не запрещает эти игры? Что никто не пожаловался университетскому совету? Я начинаю подозревать, что Йель всё прекрасно знает и просто закрывает глаза. Насколько же влиятельна их семья?

— Они чокнутые, — вырывается у меня шёпотом.

Ситуация тут же разряжается. Лиам хихикает:

— Вот это в точку.

У меня остаётся последний вопрос. Ну ладно, последний на сегодня, пока они не побежали жаловаться брату, какая я любопытная.

— Их игры сложные? Ну, вы хотя бы знаете, в чём они? Может, это покер? UNO? «Монополия»?

Джек встаёт с кровати. Она единственная так и не ответила ни на один мой вопрос. Выглядит раздражённой, хотя трудно сказать наверняка — эмоций на лице у неё почти никогда не видно.

— Никто ничего не знает. То есть знают только они и бедолаги, которых пригласили играть.

Я уже открываю рот, чтобы возразить.

Джек поднимает палец в мою сторону.

— Хватит, Хейвен. Выкинь их из головы. Поверь мне.

— С какой стати? — срываюсь я.

Перси поджимает губы.

— Ты помнишь, что мы тебе сказали? Они играют, чтобы ты проиграла.

Я смотрю на него в ожидании объяснения этой дикой фразы.

— А я уже ответила: это нелепо. Когда играешь, чтобы победить, автоматически заставляешь других проиграть.

Он качает головой, словно я никак не могу понять простейший принцип.

— Когда играешь, чтобы выиграть, ты сосредоточен на партии. Думаешь только о своих ходах — от начала до конца. У Лайвли в голове одно: унизить тебя и заставить пожалеть, что согласилась участвовать. Но если всё твоё внимание приковано к сопернику — это и есть игра на победу?

И этим простым рассуждением он заставляет меня замолчать.

В голове крутится один вопрос с тех пор, как Джек, Лиам и Перси рассказали мне о братьях Лайвли и их играх.

Хайдес и Афина — самые вспыльчивые. По словам друзей Ньюта, достаточно лишнего взгляда, чтобы они вскипели и достали из кармана шахматную фигуру. Боже, звучит же нелепо.

И всё же… возможно, я уже успела разозлить Хайдеса? Ладно, разозлить — нет. Но я его явно задела, когда спросила о шраме на лице. Не станет ли это моим билетом в Игры? И, главное… не слишком ли мне этого хочется?

Сегодня вторник. И хотя у меня впереди ещё три дня до ответа, нет сомнений: нетерпение будет пожирать меня заживо.

Утро. Восемь часов. Я выхожу из своей комнаты, номер 109, чтобы отправиться на первую пару. Джек ещё спала и храпела, когда я прикрыла за собой дверь.

Разворачиваю карту здания и ищу аудиторию. Проблема в том, что с моим отвратительным чувством направления я даже карту читать не умею. Навигаторы? Всегда были для меня загадкой. Особенно когда требуют «пройти ещё семьсот метров». А как я должна понимать, сколько это?

Я достаю из сумки леденец, снимаю фантик и засовываю в рот, позволяя себе последнюю попытку разобраться.

Коридоры гудят от потока студентов. Я натягиваю капюшон и стараюсь не привлекать внимание. Понятия не имею, кто здесь первокурсник, как я, но, кажется, только у меня в руках карта.

Ориентируюсь по указателям.

Ошибку понимаю сразу, когда захожу в крыло, где нет ни души. Звук моих шагов по полированному полу отдаётся гулким эхом.

— Ты снова ошибаешься.

Карта выпадает из рук и кружится в воздухе, пока не падает на пол. В паре метров стоит Хайдес — всё так же прислонившийся к стене, с опущенной головой. Но на этот раз без яблока.

— Что? — тяну я, выигрывая секунды. Леденец выскальзывает изо рта, но я ловлю его вовремя.

— В этом крыле Йеля нет аудиторий, — поясняет он.

— Отлично. Прекрасно.

Я наклоняюсь за картой, а он внимательно следит за каждым моим движением.

— Ты в курсе, что карты придуманы, чтобы находить нужные аудитории? — произносит он.

Я морщусь. Не хочу, чтобы он думал, будто я тупая. Уверена, я бы без проблем обыграла его в любой игре.

— Спасибо за совет. Постараюсь извлечь пользу.

Он чуть кивает, оставаясь неподвижным. И что, у него нет других дел, кроме как шататься по университету и подпирать стены, словно страдает?

— Почему ты всё время где-то шляешься? У тебя нет занятий? — спрашиваю я.

Две серые радужки пронзают меня насквозь.

— Сегодня у меня нет пар.

— Потому что ты слишком умный и можешь позволить себе прогуливать?

Он наклоняется вперёд так, будто его пробрал смех. Но смеётся он не на самом деле.

— Потому что мои занятия начинаются через два дня.

Оу. Это был очень плохой момент для меня. Хорошо ещё, что он почти не смотрит мне в глаза. Я