А потом оба снова двигаются, будто ничего не произошло.

— Эй, что это за обмен тайными знаками, в который меня не посвятили? — подозрительно спрашиваю я.

— Тебе показалось, Хейвен, — обрывает Ньют. И, прежде чем я успеваю возмутиться и надавить, он взмахивает рукой в театральном приветствии. Что-то тут не так.

— Лиам!

Лиам и какой-то парень сидят на траве. Теперь я замечаю: таких студентов здесь полно, все раскинулись кто где. У многих на груди бейджи первокурсников. И я поражаюсь, как люди умудряются так быстро обзаводиться друзьями.

Ньют взлохмачивает Лиаму волосы и сам падает на траву. Джек присаживается аккуратнее и начинает осматривать окрестности.

— Вообще-то, я Перси, — говорит второй парень.

В поле зрения появляется чья-то рука, я хватаюсь за неё. Друг Ньютa — тот самый, что до сих пор оставался безымянным, — брюнет с очень тёмными каштановыми волосами, карими глазами и тонкими губами. Он улыбается и протягивает мне пачку чипсов.

Лиам вырывает её у него, только чтобы снова протянуть мне.

— Чипсик, Хейвен?

Джек толкает меня локтем.

— Алфавит, наоборот. Запомни, — шепчет.

Лиам слышит, но вопросов не задаёт. Вместо этого продолжает сверлить меня взглядом.

— Ну как собрание, Хейвен?

Я пожимаю плечами.

— Нормально, думаю. Ты случайно не знаешь парня с серыми глазами и манерами полного хамла? Может, ещё и с красным яблоком в руке?

При моём вопросе Ньют и Перси меняют позу. Это почти незаметно, но я вижу: они вдруг чувствуют себя неловко и готовы сорваться куда подальше.

— Под это описание подходит только один, и его зовут… — начинает Лиам.

Брат тут же бьёт его по руке.

— Эй.

— Что?

— Чем меньше она знает, тем лучше. Хейвен слишком любопытная.

Ну всё, теперь меня начинает бесить. С чего такая таинственность? Это ведь обычный студент. Почему я не могу узнать имя парня, который использовал мои руки как мусорное ведро для своей яблочной огрызки?

Впрочем, Ньют не так уж неправ. Я хочу знать, кто он, чтобы найти и свести счёты. Я не агрессивная, но уж точно мстительная. Ньют — вторая половина стакана: всегда дружелюбный, мягкий, избегает конфликтов.

И именно в тот момент, когда я лихорадочно придумываю, как бы раздобыть побольше информации, я его вижу.

На этот раз он не один. Идёт по бетонной дорожке среди газона, за ним — ещё два парня и две девушки. Двигаются они так слаженно, что это почти пугает. Никого вокруг не замечают. Зато все замечают их.

Впереди шагает тот самый парень с яблоком. Подняв подбородок, с рукой в кармане чёрных джинсов.

Сразу за ним — две девушки. Одна — блондинка, волосы такие идеальные, что кажутся нереальными. Цвет глаз я не разглядела, но они явно светлые и раскосые. Другая — шатенка, волосы короче и прямые. В отличие от блондинки, у неё огромные глаза, и даже отсюда я вижу их янтарный оттенок. Кожа у неё бледная до призрачности.

В конце идут двое парней. Первое, что бросается в глаза, — копна золотистых кудрей у того, что пониже ростом. Это единственный из всей пятёрки, кто выглядит спокойным и не таким колючим. Рядом с ним — высокий парень с длинными каштановыми волосами, вечно недовольный, всё время перекидывает пробор то вправо, то влево. Двигается так грациозно, что будто шагает по подиуму.

— Вот он, тот самый, о ком я говорила, — шепчу, заворожённая.

— Мы поняли, Хейвен, — сухо откликается Ньют.

Никто из них не смотрит на группу, и при этом я ощущаю, что все изо всех сил стараются именно не смотреть.

— Перестань пялиться, Хейвен, — одёргивает меня Джек. Она нервничает, я вижу это по тому, как крутит на запястье чёрную резинку и держится слишком прямо.

Я её не слушаю. Блондинка откусывает красное яблоко. Рыжеволосый парень с кудрями что-то ей говорит; она протягивает ему фрукт, и он делает тоже укус.

Что за заскок у них на яблоках?

— Они что, владеют яблоневым садом?

Ньют ругается себе под нос и касается моего колена, чтобы привлечь внимание.

— Это братья и сёстры Лайвли, лучшие студенты Йеля. Впереди Хайдес. Блондинка — Афродита. Потом Афина. И наконец Гермес, кудрявый. А тот, что с длинными волосами, — Аполлон. Их семья просто помешана на греческой мифологии, ты, наверное, уже поняла. Сумасшедше богатые и ещё более умные. Каждый из них возглавляет университетский клуб, и никто не осмеливается с ними связываться.

Я не знаю, как реагировать. Давать всем своим детям имена греческих богов звучит дико. И всё же мне это нравится куда больше, чем я готова признаться вслух.

— И они…

Ньют прерывает меня. Щёлкает пальцами, заставляя встретиться с ним взглядом. Он серьёзен как никогда.

— Нет, никаких вопросов. Ты знаешь, кто они и как их зовут. Этого достаточно.

Я стараюсь спрятать болезненное любопытство, которое у меня вызвали эти пятеро.

— Почему? Не кажется, что ты перегибаешь?

Брат уже открывает рот, но его опережает Перси. Он краем глаза смотрит в их сторону, нахмурив лоб.

— Если только тебе не нравятся игры, Хейвен, лучше не задавать лишних вопросов о Лайвли.

Видно, что Перси меня совсем не знает. Иначе он бы не упоминал игры. Ньют, конечно же, закатывает глаза и бормочет:

— О, нет.

— Я люблю игры, — заявляю твёрдо. — И вообще мне всегда везло. Брат может подтвердить.

Это правда. Не понимаю как, но в играх мне катастрофически везёт. Настолько, что в какой-то момент люди перестали верить, что это случайность, и начали считать чистым мастерством. Никто не может быть настолько везучим, я и сама это признаю. В карты я не проигрывала ни разу. Настольные игры для меня просто шутка. Один-единственный раз я была в казино и выиграла пятьсот долларов, поставив пять — на одно-единственное число.

Я люблю игры. Люблю играть.

Ньют улыбается, но в этой улыбке нет и намёка на веселье.

— Да, но они играют нечестно, Хейвен.

— В смысле?

Джек выдёргивает травинку.

— Они играют, чтобы ты проиграла.

Я на секунду замираю. И это, по её мнению, звучит логично? Ни Ньют, ни Лиам, ни Перси не спорят.

— Каждый играет, чтобы выиграть, это нормально, — наконец говорю я.

Ньют усмехается и качает головой, будто я дура.

— Мы не сказали, что они играют, чтобы победить, как нормальные люди. Они играют, чтобы ты проиграла. Разница огромная.

Мне не хочется разжёвывать их нагнетающие загадки. Эта аура тайны и ужаса вокруг «братьев» кажется чересчур.

— Когда вы говорите «играют»… это настоящие