виднелись седые пряди.
— Прости. Я не хотел прерывать твой отдых, Мастер, — поклонился Вей Ши.
— Удивительно, — проговорил Четери, обходя его кругом. — Я не беру учеников, но знаю, что связь с учеником осознается как отражение связи с учителем. И все же тебя я ощущаю, как ощущаю Мастера Фери. Кто ты, юноша, так похожий на тигра Тей Ши? Кто ты, в чьей сути есть и моя сила, а, значит, ты носишь оружие, созданное мною?
— Я твой ученик, — признался Вей Ши, наблюдая за учителем и жадно, почти с благоговением подмечая разницу с ним-из-Тафии. Четери двигался так же гибко, словно танцуя, но взгляд у него был куда жестче, чем помнил Вей, и смягчался только когда смотрел он на свою женщину. И шутливости в нем было меньше, и спокойствия с мудростью.
— Откуда же ты взялся, ученик? — поинтересовался Четери внимательно.
— Похоже, из будущего, — проговорил Вей. — Там тебя очень ждут, Мастер.
— Хорошие новости, — усмехнулся учитель. — Значит, это будущее у меня есть. Расскажешь еще что-то, ученик из будущего?
— Не могу, прости, — покачал головой Вей Ши. — Если бы я был уверен, что мы все знаем о ментальных путешествиях, и что не повлияю на грядущие события, рассказал бы. Но не могу.
Женщина что-то сказала Четери, Вей понял ее смутно: он достаточно уже изучил язык Песков, но этот его вариант звучал непривычно.
— И правда, Афаита, — проговорил Четери мягко. — Не стоит гостя держать на пороге. Проходи в дом, ученик, поговорим о том, о чем ты можешь мне рассказать. Или хочешь. Зачем-то ты же пришел сюда?
— Люди, которые любят тебя, волнуются, — объяснил Вей, проходя за Четом в прохладный, уютный и радостный дом, в котором, — это видно стало сразу, как он привык к полумраку после солнца, — жило счастье. Счастье в оставленной на столе рубахе, вышиваемой женской рукой, в трепещущих цветных занавесках и плетеных ковриках, в украшениях, небрежно брошенных на резной столик в углу, в оружии тут и там, в видневшейся в полуоткрытую дверь широкой, массивной кровати со смятыми простынями, — Вей глянул на нее и отвел глаза, — в запахе лепешек, меда и чего-то мясного, свежести и радости. — Но я уже увидел, что у тебя все хорошо, Мастер. Я могу идти.
Женщина в цветастом и свободном платье Песков, крутобедрая, полногрудая, пышная, с белыми зубами и добрыми смешливыми карими глазами, налила им молока из кувшина, положила лепешек, и Четери, когда она проходила мимо, легко коснулся ее ладони пальцами. Столько любви было в этом жесте и столько нежности, что Вей опять отвел глаза.
Ему сразу стоило уйти. Но он медлил, ведь это было невероятным, полезным, изумительным опытом.
И, самое главное, Вей понял, что происходит.
Мастер не помнит себя. Прошедший бой стал для его тела тяжелейшим испытанием, но почти невыносимым он стал для разума Четери, рефлексов, управлявших телом. Перенапрягшись, почти надорвавшись, пройдя по грани смерти, его разум ушел туда, где есть покой и счастье, где он может восстановиться и отдохнуть.
Нарушь сейчас неосторожным словом этот отдых, запусти поток памяти о том, что реально, а что нет, последствия могут быть вплоть до безумия. Поэтому и следил Вей за ментальными потоками, которые текли вокруг легко и спокойно.
А еще ему очень любопытно было увидеть то, чем жил Мастер сотни лет назад. Вей из йеллоувиньских легенд о Мастере-драконе знал, что Четери учеников стал брать только после того, как поселился в Тафии и поступил на службу к ее Владыке. Значит, сейчас Четери проживает в своей памяти время задолго до войны. За сколько, интересно? За пятьдесят лет? За тридцать?
Вей Ши едва удержался, чтобы не спросить. Поднялся. Нужно было уйти с глаз спящего, чтобы исчезновение не стало толчком к пробуждению. И так напортачил, появившись из неоткуда — надо будет спросить отца, как быть в таких ситуациях, как появляться в чужих снах незамеченным.
— Подожди, — попросил Четери миролюбиво. — Не так часто у меня бывают гости из будущего. Скажи, ты хороший ученик?
— Не очень, — честно ответил Вей, садясь обратно. — Ты наказываешь меня, Мастер.
— Справедливо? — поинтересовался учитель, глотнув молока, и глаза его на мгновение стали такими же жесткими, как тогда, когда он доставал кнут.
— Справедливо, — проговорил Вей. И тоже отпил молока. Оно было как настоящее — как и легкий запах благовоний вокруг. — Но ты неправ, учитель.
Четери хохотнул, оценивающе глядя на ученика.
— А будущее обещает быть интересным, — сказал он. — Ты мне расскажешь, в чем?
— В будущем, — пообещал Вей. — Я так много хотел бы задать тебе вопросов, Мастер, но боюсь нарушить ткань мироздания.
— Я понимаю, — кивнул Четери. — Потому и сам не задаю. Но, может, спросишь что-то безопасное?
Вей задумался.
— Вопросов у меня нет. Но не окажешь ли мне честь, — проговорил он медленно, — и не потренируешь ли меня?
— Ну что же, — глаза Чета блеснули удовольствием, — посмотрим, чему я из будущего тебя научил.
Вей открыл глаза и пошатнулся. Руки гудели от боя-во-сне, и вибрировала душа от счастья, и показалось ему, что на губах спящего Четери играет едва заметная, неуловимая улыбка.
Света смотрела на него с тревогой. И он, взглянув на нее, вдруг увидел, насколько они похожи с женщиной Четери. Да, другое лицо, другая народность — но один типаж, похожая улыбка, и темные волосы, и, главное, мягкость, и даже запах такой же — молоко и дыня. Похоже, душа воина во все времена выбирает тех, кто даст ей покой.
— Все хорошо, — сказал он ей. — Он отдыхает, почтенная жена Мастера.
— Нории тоже так говорит, — сказала она с облегчением. — Что ты видел?
— Он сейчас в своих воспоминаниях, — объяснил Вей как можно осторожнее. — Он купается, пьет молоко, тренируется у белого дома на берегу озера.
Лицо Светланы посветлело.
— Это же его дом, — обрадовалась она, — туда нас перенес Матвей из роддома. В это озеро он и упал, — и на лицо ее вновь набежала тень. Она вздохнула. Поднялась. — Спасибо тебе, Вей. Как думаешь, когда он вернется?
Вей Ши посмотрел на учителя, отметив, как ровно текут ментальные потоки — как в его сне.
— Я не могу сказать, — ответил он честно. — Может, сейчас, а может, через несколько дней. Не позже, почтенная жена Мастера. Как только его организм ощутит, что разум восстановился, он его разбудит сам.
Вей, тренируясь на поляне перед павильоном «Пробуждение», вспоминал, как бился с Четери, веселым, молодым, гибким Четери на берегу озера, как поддразнивал учитель его, как смеялась и ахала женщина, как сиял Мастер улыбкой. Да, годы смягчили