Смотрим друг на друга, я — пораженно и потерянно, а он… будто бы голодно, будто бы на свою собственность, нежно и в то же время покровительственно. В груди бьется сердце так быстро, что мне за него немного страшно.

Что же ты делаешь, черт возьми? Это всё что угодно, но ни фига не простой танец. И ни фига не танго. Это нечто… интимнее.

Иллюзия чар рушится осколками стекла от взрыва оваций, и громче всех хлопает… король.

― Прекрасное открытие Черно-Белого бала, ― говорит громогласно Итан Софаара, ледоколом направляясь в нашу сторону, сверкает не только его солнечная аура, но и слепит белоснежный мундир с золотой отделкой. ― Благодарю, Камидиш. Леди Сьера. Вы меня очень порадовали, как и наших гостей.

Кланяемся королю, и невозможный кейн Хард отводит меня в сторону, в то время как король толкает речь. И не успеваю я процедить сквозь зубы своему сопровождающему: «Что это, блин, было?», как он опережает меня, коротко говорит, что отойдет по делу важному, и сваливает. Нормально, да? Хотя и так понятно, куда это он, монстер унитазный, блин!

Зал затихает. Король занял трон. Церемонимейстер стучит посохом о пол и зычно оглашает нечто такое, от чего меня разбирает чистый ржач, а весь гнев испаряется, приходится даже отвернуться:

― Уважаемый гость Саруханского дворца. Сансейт Комейт Данте Ронтейт Логтейт Фуромайдер Мордгардский сан кейн Хард. Темнейший святой темной инквизиции из древнего рода кейн Хард!

И появляется он!

А бедный церемонимейстер пытается отдышаться, наверняка про себя стирает испарину и, такой: фух, выговорил. Кто молодец? Церемонимейстер молодец! А-ха-ха-хах.

Темнейший в белоснежной хламиде замирает в дверях, чтобы все могли его статью и мощью впечатлиться, и начинает движение, причем смотрит, гад, на меня. Да всё, я уже давно впечатлилась, молодец. Ещё вот никак отойти от впечатлений не могу.

Кейн Хард

С тревогой замечаю, как Сьера при моем появлении отвернулась, её плечи подозрительно трясутся. Она, что, плачет? Мрачнею. Неужели поняла, что за танец мы исполняли, причем исполняли прекрасно, я и мой зверь довольны. Теперь-то я знаю все истинные чувства сайеры ко мне, они меня радуют. Либо же кто-то посмел её обидеть. Боги, оставил на одну секунду. КТО? Инквизиторский огонь жалит вены.

Прищуриваюсь. Нет, такая сайера, как Инсиль, не стала бы лить слезы. Постойте-ка. Губы искажает ухмылка. Да она бессовестно смеется. Подхожу к жене. Она чует это, оборачивается, сгибает колени в почтительном поклоне, головка опущена, наверняка чтобы я не видел смешинок в бессовестных очах.

Приподнимаю голову за подбородок, пальцем оглаживая скулу. Зрачки пары расширяются, и всё равно в них плавают смешинки.

― И что же вас так сильно насмешило, юная леди?

Инсиль отпускает невольный смешок и делает мордочку попроще.

― Что вы, Темнейший, что же меня могло рассмешить?

― Вот и я думаю. Где же ваш сопровождающий, леди Инсиль?

― О, я и сама бы хотела это знать, ― невинно пожимает плечами, осматриваясь, но я чую её лукавство. Хм. Я и раньше полагал: она знает, всегда знает, кто перед ней. Видит мою суть. Очень редкий дар, встречающийся у истинных темного дома. Если так, то наша связь слишком крепка, и как бы Сьере ни хотелось, она никогда не сможет её разорвать. Никогда.

Фима-Инсиль

Отбыв на балу положенное время, с позволения кейн Харда, то есть, полисмага, конечно же, свалила к себе. И так получила массу эмоций, достаточно. По возвращении застала горничных за вышивкой.

― Какая милая картина, ― улыбнулась. ― Что вышиваем?

― Леди, ― вскочили синхронно.

― Обережные знаки, леди, ― смутилась Суин.

Кивнула. А затем позволила стащить с меня тяжеловатый наряд и с наслаждением приняла ванну. Завтра в дороге мне будет о чём подумать. Много о чём. Только после торжества в груди зреет неприятное ощущение, что лапа в капкане, как бы ни трепыхалась, останется навсегда.

Глава 46

Ранним утром покидали Саруханский дворец. Король выделил нам не только кортеж из трех карето-мобилей, но и двух конных легионеров в качестве охраны. Как понимаю, они должны довести меня до провинции и вернуться обратно с докладом об успешности поездки.

Служки молча грузили поувеличившиеся сундуки. Помимо нашего добра, прибавилась пара сундуков от Его Величества с пожалованными нарядами и монетами. На мой закономерный вопрос: с чего бы это? Служка коротко ответил: Его Величество не просто так дозволяет мне отбыть в Ашерди, а также желает восстановить земли и накладывает именно на меня сие обязательство, как на наследницу. Мгу. Вот только король ли в этом замешан, или, вернее всего, один нахальный Темнейший, несравненный порошочек?

Роптать и спорить не стала. Незачем перечить королю в его заботливости, вот только слухи о такой заботе и внимании явно уже ходят по дворцу, о чём тихонько и сообщила Суин. Мол, многие недоумевают, с чем это может быть связано. Отчего вдове преступника Мортель такое повышенное внимание, и говорят на эту тему разное и зачастую, как водится, нелицеприятное.

Горничные недовольно сопели.

― Спокойно, девочки, собаки могут лаять что им угодно, наша задача — держать лицо. Пусть лают.

― Они сквернословят, якобы вы отдались этому полисмагу в ночь бала, а затем и королю, поэтому вас так одаривают и отсылают, представляете? Как у них только языки не отсохли от таких речей⁈ ― возмущалась Каргина.

― Не волнуйтесь на этот счет, леди Инсиль, ― услышала за спиной ровный голос и обернулась. Надо же, и как только подкрасться сумел так незаметно? Судя по Инсиль и хламиде, передо мной…

― Темнейший, ― преклонила колени. Как говоришь: вспомнишь солнышко, вот и лучик. ― Доброе утро.

― Доброе, миледи. Доброе, ― зыркает из-под капюшона, полыхая огнем. ― Как ваше самочувствие?

― Прекрасно. Благодарю.

― Если бы кое-кто не распускал про мадам всякие гнусности, то и вообще великолепно, сволочи, ― пробухтела госпожа Рот.

― Каргина. Не нужно. Проследи лучше за сундуками, будь добра.

― Конечно, мадам.

― Насчет этого, ― подал голос кейн Хард. ― Как я и сказал, не беспокойтесь, леди. Все лживые языки в самом скором времени заплатят за свой недальновидный проступок.

Поморщилась.

― Мне всё равно, что они говорят.

― Похвально. Однако, лжесплетники клевещут не только на вашу честь, миледи, но и порочат честь короля. За это их ждут комфортные застенки инквизиции.

― Не сочувствую.

Губы Сансейта изгибаются в мрачной улыбке.