Это походило на бесконечное сражение: едва что-то удавалось преодолеть, как появлялись всё новые и новые трудности, которым просто не было конца. Ей постоянно чего-то нестерпимо требовалось, порой даже взаимоисключающих вещей. Последнее особенно раздражало и злило, ведь чтобы избавиться от очередной напасти приходилось носиться по всей теплице и действовать наугад. Нередко она жестоко ошибалась, навлекая на себя ещё большие неприятности. Запутавшаяся, безмерно уставшая Джэйн уже и не надеялась, что её тяготы когда-нибудь прекратятся, но, едва солнце скрылось, а пелена ночи принялась затягивать небо, дверь в теплицу отворилась. Продолжая ощущать невнятные желания растений, Джэйн отчаянно рванула наружу. Спустившаяся на осенний сад прохлада на миг остудила её, подарив надежду, что муки, наконец, прекратятся. Но то было лишь очередной иллюзией. Неприятные ощущения лишь притупились, но так и не оставили ни тела, ни сознания. И всё же Джэйн стойко решила их игнорировать. Где-то в глубине души всё ещё теплилась надежда, что ей удастся прекратить эту пытку. Быть может, связь с растениями покинет её, когда она окажется в доме, или же строгий мастер всё же смилостивиться над ней и даст ей передышку. Но все чаяния таяли, словно песчаный замок, построенный на линии прибоя, при встрече с волной. Оказавшись в доме, она, едва волоча ноги, поплелась на кухню, но, заслышав голоса у приоткрытой двери, не стала торопиться.

— Вам не кажется, что это слишком жестокое испытание для той, кто не владеет магией? — вопрошал Льюис. Джэйн впервые слышала в его голосе волнение, тогда как мастер, напротив, не скрывал усмешки:

— Жестокое? — хмыкнул он. — Тебе не стоит в таких вопросах доверять своей паре. Эйс Хэйдли ещё мала и склонна к излишней жалостливости!

Джэйн подкралась чуть ближе, надеясь увидеть говорящих. Но, увы, те сидели к двери спиной, так что оставалось только догадываться, как отреагировал Льюис на строгость мастера.

— Будь разумней и предусмотрительней, — продолжил назидательно Слайнор. — Если всё-таки пойдёшь на стезе лорда придётся не раз столкнуться с упрямцами и глупцами, и труднее всего будет с теми, кто будет сочетать оба этих качества. Помни, в этом случае не стоит уповать на то, что такие люди разберутся сами. Даже если станут утверждать, что точно знают, что делают, все свои ошибки и неудачи в итоге они свалят на тебя. Так что нет смысла потакать им…

«Так вот значит, кто я в ваших глазах! — чувствуя, как обида захватывает горло, гневно подумала Джэйн. — Упрямая дурочка!»

Она собиралась уже ворваться на кухню и высказать всё своё негодование, но новый вопрос Льюиса её остановил:

— Тогда почему бы вам не дать ей подсказку?

— А с чего ты решил, что я этого не сделал? — Тон мастера стал ещё насмешливей.

— Но… значит, выходит… — замялся Льюис, не решаясь озвучить приходящие на ум мысли.

Вот только Джэйн не интересовали его выводы. Она уже сделала свои, и, ощущая всё возрастающую волну гнева, резко развернулась. Насмешка мастера так и звучала в ушах, заставляя зубы скрипеть от злости. Ничего она ему говорить не будет! Нет уж! Да и что даст очередной скандал? Лишь убедит того же Льюиса в правильности мнение мастера. И хотя то, что подумает о ней юный Вэрриней, волновало Джэйн слабо, но стать посмешищем для всего Зелёного дома становиться не хотелось. А то, что Льюис обо всём сообщит своей истинной паре, сомнений не было. В чём-то всё же малышка Алиса лукавила, твердя, что не хочет лишний раз видеть своего избранника. Впрочем, разбираться в сложных взаимоотношениях истинных пар Джэйн было уже не под силу. Едва поднявшись на мансарду, она буквально рухнула на кровать.

Сон сморил её почти сразу, даже не дав сформироваться ни одной ясной мысли. Но и он не принёс ей облегчения. В сознание то и дело пробирались чужие желания и ощущения, Джэйн то и дело чувствовала себя то хрупким цветком, жаждущим тепла, то слабой травинкой, прячущейся за своих сестёр и братьев, то мощным кустом, пытающимся расправить свои ветви пошире и свободнее. Среди всего этого безумия порой мелькал силуэт мастера, рядом с которым, подобно верному псу, ходил маленький щенок волкодлака. Малыш то и дело шипел и скалился на всё вокруг, а Слайнор трепал его за холку и тот успокаивался. Порой ночной ветер доносил реплики мастера, но Джэйн не могла разобрать и слова.

Жуткая жажда пробудила её ещё на рассвете, заставив устремиться в теплицу и провести очередной мучительный день в попытках избавиться от навязчивых желаний растений. Однако те лишь сильнее затягивали Джэйн в свои сети, начиная управлять сознанием. Она очнулась лишь тогда, когда под вечер сама стала пить воду из бочки. Вот только бесконечно злясь на себя и весь мир, Джэйн решительно не понимала, как изменить ситуацию. Ни сбежать, ни скрыться от овладевших её сознанием растений не удавалось. Коварная теплица выпустила её лишь в ночи, прежде измучив до почти полного изнеможения. Джэйн с трудом помнила, как добралась до кровати, на которую она вновь упала и сразу же провалилась тревожный сон, в котором снова царствовали растения, и изредка появлялся мастер и щенок волкодлака.

Ещё несколько дней слились в один бесконечный кошмар. Джэйн уже не могла сказать, когда в последний раз что-то ела из тарелки и принимала ванну, а не окуналась, как сошедшая с ума девица в бочку и не жевала пряные листья и горькие ягоды. Она с трудом осознавала себя и, в очередной раз возвращаясь к дому, поймала себя на странных мыслях — ей вдруг стало искренне не понятно, зачем вообще покидать теплицу. Разве её дом не там, среди прочих растений? Что она вообще забыла в доме человека? Кое-как поднявшись на крыльцо, Джэйн привалилась к ограде и, пытаясь отдышаться, покосилась на закрытую дверь. Аромат роз окружил её, ещё больше путая сознание.

«Может и правда, вернуться?» — пролетело у неё в голове, но в следующий миг дверь открылась и за ней показался Льюис. Он спешно подошёл ближе и протянул чашку с сильно пахнущей травами жидкостью.

— Выпей и послушай меня, — строго потребовал Льюис.

Джэйн, несмотря на слабый внутренний протест,