взяла в руки поднос. Все замерли, ожидая результата.
Пусть теперь сам решает, во что верить: в драконью кровь… или в правду.
Глава 74. Месть
Кристалл вспыхнул.
Не золотом. Не теплым светом правды. А красным — как кровь на снегу. Как предательство, вырванное наружу. «Нет», — появились буквы, похожие на кровь, а потом стекли вниз, растворяясь в воздухе. — Как видите, — произнёс доктор тихо, почти с жалостью. — Это не ваш ребёнок.
Абертон замер.
Не как дракон. Не как герцог. Как человек, впервые за всю жизнь увидевший, что мир не вращается вокруг него. Он медленно поднял глаза — сначала на Мелинду без сознания, бледную, в рвотных пятнах на розовом шёлке, потом на доктора, потом… на меня.
И в этот миг я поняла: он всё понял. Не только про ребёнка. А про всё. Про ложь. Про яд. Про то, как легко он отдал меня на растерзание, поверив первому же шёпоту за спиной. Вот странно. Меня нет, а отравления продолжаются! — Выметайтесь, — резко бросил доктор, захлопывая шкатулку с таким звуком, будто захлопнул дверь в прошлое. — Здесь посторонним делать нечего. Особенно тем, кто приносит за собой только смерть и позор.
Абертон не стал спорить. Не стал кричать. Он просто кивнул — один раз, коротко — и развернулся.
Но у двери остановился. Повернулся ко мне. И посмотрел так, будто впервые за десять лет увидел меня, а не мебель в гостиной. Мы с доктором перенесли Мелинду в палату. Она стонала, извивалась, и вдруг её вырвало прямо на простыни.
— Переверни её! — крикнул доктор, и я помогла, поддерживая её плечи. Она была тяжёлой. Не телом — душой. В ней было столько лжи, что даже плоть, казалось, отяжелела от неё. Когда мы переложили её на чистую постель, я собрала грязные простыни и вышла во двор.
Холодный ветер хлестнул по лицу, но я не почувствовала облегчения. Только запах. Её запах. Тот самый, сладковатый, с ноткой жасмина и чего-то фальшивого… Я улавливала его на Абертоне два года назад. Сначала редко. Потом чаще. Я думала — это духи гостей. Или новая мода при дворе. А оказалось — это был аромат предательства. Я опустила простыни в корыто, налила холодной воды, насыпала щёлоку.
Руки сами начали тереть, будто пытаясь выстирать не пятна, а позор. И вдруг — шаги. Тихие. Медленные. По хрустящей листве.
Я не обернулась, продолжая усердно тереть бельё. По звуку шагов я знала, кто стоит за спиной. — Значит, ты жива, — произнёс Абертон.
Голос — не ледяной. Не презрительный.
А… растерянный. Как у мальчишки, который потерял игрушку и только сейчас понял, что она была не просто деревянной лошадкой, а последним подарком от умершей матери. Я продолжала стирать. Не глядя.
— Не знаю, о чём вы, господин, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, как у служанки, а не как у женщины, чьё сердце когда-то билось только для него.
Он подошёл ближе.
Слишком близко. И вдруг схватил меня за запястье. — Отпусти, — сказала я ледяным тоном, не поворачиваясь. — Сейчас же.
Он не отпустил.
Наоборот — улыбнулся. Не злобно. Не торжествующе. А с такой болью, что мне захотелось вырваться и одновременно… остаться. — Ты так же кричала тогда, — прошептал он. — Когда я обвинил тебя в отравлении. «Я никого не травила!» — вот так, с дрожью в голосе, с огнём в глазах… Ты — Рианнон. Моя жена. Я узнал тебя.
Я рванула руку, но он держал крепко. Корыто покачнулось от того, что я ударилась об него ногой, и ледяная вода расплескалась прямо мне в туфли.
— Убирайся, — выдохнула я, наконец повернувшись. — И не смей прикасаться ко мне. Он попытался обнять.
Глава 75. Признание
Я оттолкнула его так резко, что он пошатнулся.
— Прости, — прошептал Абертон, и в его голосе не было гордости, только отчаяние. — Прости… Я всё исправлю. Скажи — что я должен сделать? Что угодно! Вернись. Я готов на всё.
«Тоже мне мужик — утюг!» — мелькнуло в голове.
Разгладить всё одним движением? Нет уж. Некоторые складки не разглаживаются. Они рвутся. — Ничего, — сказала я. — Уже ничего.
— Я согласен на бездетный брак! — вырвалось у него. — Я не хочу ребёнка! Я хочу тебя!
Я рассмеялась. Горько. Злобно.
— Не ври. Ты хочешь живот. Тот самый, что упомянут в королевском письме. Тот, что должен родить «наследника невиданной силы».
Ты думаешь, я не знаю? Я видела, как ты читал то письмо. Как плакал над моей перчаткой. Но слушай сюда, герцог: я не стану чревом для твоего трона. Даже если бы могла — не стала бы. А так… Так я и вовсе бесплодна. Так что ищите другую. Может, Мелинда найдёт тебе кого-нибудь из своих подружек? — Откуда ты знаешь? - резко дёрнулся бывший муж.
И я не удержалась, чтобы побольнее его уколоть.
— Да об этом уже вся столица твердит, - произнесла я, глядя ему в глаза. - Скоро в газетах напишут!
Он побледнел.
— Я не ради трона! — выдохнул он. — Я… Я люблю тебя!
— Любовь не возвращается по приказу, Абертон, — тихо сказала я. — Особенно когда её выставили на аукцион за десять золотых.
Я столько ждала этого момента. Особенно поначалу. Но сейчас, когда он вот он, я не чувствовала ни радости, ни счастья, ни внутреннего торжества справедливости. Казалось, судьба услышала меня и подарила мне сладкие мгновенья мести, но я чувствовала только раздражение.
Абертон замер.
Потом шагнул вперёд, протянул руку — не чтобы схватить, а чтобы умоляюще коснуться. Я презрительно подняла бровь, видя, как его рука скользнула по моей руке.
— Ты не можешь вернуть время вспять, — сказала я, глядя прямо в его ледяные глаза, где теперь плескалась боль. — Ты не можешь заставить людей забыть, как я стояла в одном исподнем с верёвкой на шее, пока гости смеялись и торговались за меня. Как твоя драгоценная Мелинда предлагала мне мыть полы! Как ты там сказал? Неужели ставки кончились? Вот видишь, такая, как ты, считай, бесплатно никому не нужна!
В ответ на мои слова он лишь стиснул зубы и сжал кулаки.
Больно? Да?
И вот только теперь я почувствовала сладкий
