— Оставим улицу без переправы? — уточнил Эйдан, погладив мои пальцы.

— Есть другой мост, пусть ездят по нему, — ответила я и не удержалась от шпильки: — Если ты и его не взорвешь, конечно.

Отсюда до дома Аделины сол Гир — рукой подать. А вот по старому мосту ей придется делать солидный крюк, чтобы добраться до башни. Но я не особо жажду звать свекровь в гости.

Зачем она приходила пять лет назад? Проверить, проснулась ли во мне магия? Или убедиться, что я не принесу ей внука в подоле?

Джиневра умерла, и Аделина вдруг вспомнила о бывшей служанке.

А если бы Эйдан не сделал ключ, обозначив перед домом свое желание выбрать меня хозяйкой, то кто бы занял место Джиневры?

Эйдан все не выпускал мою руку, а затем осторожно привлек к себе. Убрал другой рукой прядь, выбившуюся из прически.

— Как думаешь, вдруг это Аделина убила Джиневру? — задумчиво произнесла я, глянув на реку, поверхность которой вновь смялась от ветра.

— Ты бы как-то подвела к этой мысли, что ли, — возмутился Эйдан, отстранившись. — А то прямо в лоб. Мать убила бабулю? Серьезно?

— Джиневра мертва, в этом нет никаких сомнений, — кивнула я, размышляя. — Пусть ее тела никто не видел, но новая хозяйка башни появляется лишь после смерти старой. Если бы Джиневра была жива, то моего имени не было бы на стене. Я тут вдруг осознала, что когда работала в башне, не бывала в той круглой комнате.

— Потому что туда могут войти только хозяева. Как и в сокровищницу. Мать убила бабулю? — повторил Эйдан. — Да зачем? Они даже не ссорились!

Потому и не ссорились, что вращались на разных орбитах. Джиневра сол Гир вечно была занята: вставала едва ли не раньше слуг, объезжала фермы, затем ее ждали в городе — хозяйка Сол-Гирата почетный гость на любом приеме, а вечером в башню тянулись просители. Благословить, утешить, вылечить… Через хозяйку дом мог проявить свою силу.

Ко мне пока что не шел никто. Оно и понятно — кому надо благословение дерева, которое и само умирает?

Что до Аделины сол Гир, то она просыпалась ближе к обеду, а затем ехала на прогулку. Разумеется, она тоже считалась важной персоной в городе, но, допустим, на приеме у мэра ее не оказалось. Что странно — ведь прием был в честь ее сына. Впрочем, она сама могла проигнорировать приглашение.

— Мог бы дом сделать хозяйкой твою мать, если бы у него не осталось выбора? — спросила я.

Эйдан помолчал, неодобрительно поджав губы. Ему явно не нравилась моя версия.

— У Аделины есть ключ? — не отставала я. — Я никогда не видела, чтобы она его носила.

— Разумеется, есть, — бросил он. — Это традиция. Сперва хозяин дома должен выразить желание сделать хозяйкой свою женщину.

— Но окончательное решение за домом, —  утвердительно произнесла я.

— Тут его принудить нельзя, — кивнул Эйдан. — Так что не думаю, что хозяйкой могла стать моя мать. Дом бы лучше стоял пустым.

— А почему? — настойчиво поинтересовалась я. — Почему дом ее так не любит? Это странно, что ей, жене и матери корневых магов, не досталось даже слабенького дара.

Эйдан пожал плечами.

— Да ей и так неплохо жилось, — пробормотал он.

Неплохо — это явно не то, чего хотелось бы Аделине.

— Ход твоих мыслей мне ясен, Малинка. Но есть одно «но», — добавил Эйдан, открывая передо мной дверь кареты. — Если бы мать хотела стать хозяйкой Сол-Гирата, она бы точно не пыталась ему навредить. Да и не смогла бы. Она ведь не маг. А с домом сделали что-то очень мощное и плохое. Сама посмотри.

Я послушно обернулась и посмотрела. Издали становилось еще очевиднее, что дом умирает. Прежде цветущее дерево превратилось в полумертвый остов.

— Давай сделаем твою попону, — предложила я, забравшись в карету. — Если в корнях завелась скверна, то это подходящий вариант ритуала. Только надо сначала подстроиться друг под друга.

— Конечно, — согласился Эйдан, сев рядом со мной. — Потренируемся.

***

Малин предложила поговорить.

Поначалу Эйдан даже не поверил — поговорить? И только? С помощью физического контакта настройка идет легче, с простых низких вибраций. И за руку ее взял, погладил тонкие прохладные пальцы, обхватил запястье. Ее пульс бился ровно и безмятежно.

— Я не хочу с низких, — заявила Малинка, отняв руку. — Эйдан, за что ты получил награды?

Вздохнув, он откинулся на спинку сиденья. За окном тянулась серая река и такое же серое небо, и воспоминания о службе тоже были сплошь сумрачными, с редкими всполохами веселья. Но они с Малин были как два берега, между которыми взорвали мост. Теперь у них появился шанс построить новый. По кирпичику, не спеша. И никаких горгулий.

— Первую медаль — за кайрога, — начал он. — Казалось, плевое дело. Один парень из моего набора ушел в самоволку.

— А так можно? — удивилась Малин.

— Нельзя, конечно, — ответил Эйдан. — За дезертирство — военный суд. Но если вернуть дозорного быстро, и никто не узнает… В общем, мы за ним побежали. Одаренный, вторая степень, в скверне его магия что сигнальные фонари. Поначалу он шел хорошо — ровненько ко второму кругу, но потом скверна его закружила, затянула еще глубже, в четвертый… И нам навстречу вышел кайрог. Здоровенный, перекошенный слегка, как все скверное, но даже по-своему красивый. Туман стекал по нему молочными каплями, рога серебрились как два месяца, и глаза…

Глаза были красными. Два ярких, пылающих огнем рубина. А значит, кайрог выпил кровь. Если судить по сиянию, с магией.

Парня, что сбежал в самоволку, они все же нашли. Принесли выпитое тело на пост. Записали разведчиком. Ему тоже дали награду, посмертно. Слабое утешение для родни. А Эйдану выписали медаль, кайрог — порождение четвертого круга, но никто из их отряда больше не погиб. А то болото они зачистили. Уничтожили целую кладку яиц, серо-зеленых, измятых, готовых выпустить скверну.

— Вот за