Тэруми обвила его талию ногами, а шею руками, и пылко ответила, сходя с ума от желания. Голова кружилась от нехватки воздуха и частого пульса, но отстраниться не могла… Никогда… никогда ещё она так не желала… Никогда так не горела… Безрассудно… Безумно…

Когда он оторвался от её губ, Тэруми разочарованно простонала.

— Не хочу так… хочу наслаждаться каждым моментом… хочу любить тебя долго… а не украдкой, как вор… — зашептал он, прислоняясь лбом к её лбу, часто дыша. — Приходи ко мне сегодня ночью… Руми… Моя Руми… Я так сильно хочу тебя…

— Императрица приставила ко мне слежку, — тихо пробормотала Тэруми, расстроенно кусая губы. — Я сегодня буду с Совон полночи гулять по дворцу и притворяться другом.

Это отрезвило обоих. Чонсок отпустил Тэруми, стал переодеваться. Она отвернулась, ожидая, а потом решилась спросить:

— Твои родители всегда так пристально интересуются твоими любовницами?

Она хотела, чтобы прозвучало небрежно и безразлично, но голос всё равно выдал её. На талию легли руки, и его щека прижалась к её щеке.

— Они чувствуют, что ты не просто случайная связь на ночь или две. И боятся, что я променяю весь мир на тебя.

— Но это же бред… — горько выдохнула Тэруми эти слова, в которые искренне верила. Кто она такая, чтобы…

— Это не бред. Ты значишь для меня очень много, поэтому их страхи вполне обоснованы, — ласково проговорил Чонсок.

— Чон… — прошептала она его имя, часто моргая, чтобы удержать непрошеные слезы.

— А теперь иди, моя маленькая танэри, увидимся через пару часов в кабинете.

— Да-да, я помню, у тебя в расписании сейчас красивые служанки, которые будут ублажать тебя… — не сдержала злого сарказма она, испытывая волну ревности.

— С тех пор как я понял, что в моем сердце только ты, все красивые служанки закончились, — с улыбкой ответил он.

— И как давно это?

— Захочешь — узнаешь, не думаю, что для танэри раздобыть информацию и сплетни проблема, — усмехнулся Чонсок. — А теперь иди, не давай другим повод говорить о том, что ещё не свершилось.

* * *

Совон оказалась гораздо продуманнее и настойчивее, чем Тэруми могла предположить. Расстались они глубоко за полночь, а ещё через час последовал стук в дверь. Предлог, под которым Совон пришла проведать её, был настолько банален, что Тэруми чуть сдержала смех. Выждав ещё полчаса, Тэруми тихонечко приоткрыла окно и выпрыгнула наружу.

«Сторожите дверь, господа, в попытке поймать меня за недостойным. Есть же ж ещё окно. И всё равно, что комната данхне на третьем этаже. Хотя мог бы жить и ниже».

Он сказал, что будет ждать её в любом случае, но Тэруми не особо верила в такой вариант: слишком поздно. Забраться на третий этаж оказалось легче, чем она думала. В голове сразу же засела тревожная мысль, что в этом плане охрана дворца имеет серьезный недостаток. И что с этим недостатком делать, предстояло только решить.

Стоя наверху, на небольшом парапете, и цепляясь за неровности каменной кладки, Тэруми заглянула в окно и замерла в восхищении. Неяркие отсветы лампы мягко освещали пространство. На большой кровати, подложив под спину множество подушек, сидел Чонсок и читал какую-то книгу. Мягкие, просторные штаны и такая же сорочка, сообщили о том, что надежду дождаться её он почти потерял, поэтому и переоделся в вольную, домашнюю, явно устав находиться в парадной. Волосы были освобождены от власти стягивающей ленты и рассыпаны по плечам. С одной стороны непослушные пряди были заправлены за ухо. Лицо обычно серьезного мужчины было сейчас умиротворённым и немного сонным.

Заметив гостя за окном, Чонсок уронил книгу и резко побледнел, а потом разразился ругательствами. Какими именно она не слышала, но легко угадывала по шевелению губ, иронично отмечая, что титулам не чужды общеизвестные неприличные эмоциональные слова. Окно он открыл осторожно, чтобы случайно не пошатнуть зависшую между небом и землей танэри, а затем с силой вцепился в её руки и втащил внутрь, сразу же ставя на ноги и сжимая в объятиях. Тэруми аж стало тяжело дышать, так сильны были его тиски.

— Если ты ещё раз… — Он задыхался от пережитого ужаса. — Я лишу тебя жалования… я посажу тебя в камеру… я… я…

Тэруми тихо захихикала и стала упираться, чтобы выбраться из плена.

— Смешно ей! — возмущенно воскликнул он. — Я чуть не умер! И если ты ещё раз…

Она закрыла его рот рукой.

— Я уже слышала, тише… — ласково проговорила она и отступила, видя, что он уже немного пришел в себя.

На маленьком переносном столике она увидела нетронутый застывший ужин. Красивая сервировка и букет цветов предполагали романтический ужин, а фиолетовая бархатная коробочка обещала и подарок. Заметив её внимание, Чонсок недовольно проговорил:

— Уже холодное, будет невкусно.

Но Тэруми беспокоило другое.

— Чонсок Лим… — начала она, и данхне скрестил руки на груди, уже предчувствуя разговор, который ему не понравится. — Мы с тобой обсудим один раз и больше не будем возвращаться к этому вопросу никогда. Никаких цветов. Никаких подарков. Никакой романтики и прочей дряни, которую ты проделываешь на балу с благородными и не очень девицами. Никаких звезд под луной и обещаний достать эту самую луну.

Такого Чонсок явно не ожидал, он растерянно уставился на неё, пытаясь понять серьезно она или нет.

— Но… — больше этого сказать не вышло.

— И ещё… никаких платьев у меня не будет, никаких длинных струящихся волос, которые ты будешь картинно закладывать мне за ухо, чтобы словно невзначай коснуться уха, никаких попыток танцевать…

— Это все требования? — Он уже немного пришел в себя и смотрел на неё с непроницаемым и немного сердитым видом.

Тэруми испугалась, что сильно перегнула палку, но сразу успокоила себя тем, что лучше так, чем каждый раз делать вид, что ей приятно. Она хотела, чтобы он каждую минуту чувствовал, что любят именно его, мужчину, а не данхне — богатого и знатного наследника Повелителя.

— Да, — прозвучало по-военному твердо и четко.

— Хорошо. Тогда у меня ответные требования. Это же справедливо? — в голосе не было иронии. Он был совершенно серьезен.

— Конечно, — ровно ответила она, хотя в душе стали скрести сомнений. А если он потребует то, что она не сможет дать?

— Никакого притворства и никакой лжи. Будь со мной настоящей, даже если тебе будет страшно меня обидеть. Обещаю, что спорные моменты мы с тобой обсудим после, когда я остыну. И никогда не принимай решения за меня и