И когда её пальцы случайно коснулись его руки над столом, она не отдернула их. А он не убрал свою. Это был маленький, почти невидимый жест. Но в нём было куда больше смысла, чем во всех их предыдущих яростных спорах.

Глава 15

После обеда, под звуки бесконечного прибоя и щебет невидимых птиц, они перебрались с жестких стульев на мягкое покрывало, расстеленное на теплом песке. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо и море в нежные персиковые и золотые тона.

Разговор иссяк, уступив место тишине, но на сей раз она была сладкой и напряженной одновременно. Ричард лежал на боку, опираясь на локоть, и его взгляд, тяжелый и пристальный, скользил по лицу Ангелины, по ее губам, по изгибу шеи.

— Здесь, в этом месте, — начал Ричард, и его голос прозвучал тише шелеста волн, — ты кажешься другой. Не такой... колючей.

Ангелина улыбнулась, глядя в пронзительно-синее небо, которое постепенно розовело.

— Может быть, потому что здесь нет придворных, фрейлин и этих давящих каменных стен, — ответила она так же тихо.

Он протянул руку и провел тыльной стороной пальцев по ее щеке. Это было не грубое прикосновение, каким бывало раньше, а почтительное, вопрошающее. Она не отстранилась. Напротив, ее веки дрогнули, и она прикрыла глаза, позволяя себе просто чувствовать — тепло его кожи, шероховатость песка под покрывалом, соленый ветерок.

— Ангелина... — ее имя на его устах прозвучало как заклинание, смиряющее бури.

Он наклонился, и его губы коснулись ее губ. На этот раз в его поцелуе не было ярости или желания подчинить. Он был медленным, исследующим, нежным. Это был вопрос, на который ее собственное тело ответило без тени сомнения. Ее руки сами поднялись, чтобы обвить его шею, пальцы впутались в его темные волосы.

Он не торопил события. Его ладони скользили по ее плечам, разжимая пряжки неудобного платья, сбрасывая с нее оковы дворцового этикета вместе с тканью. И она позволяла ему, отвечая тем же, расстегивая пуговицы его рубашки, ощущая под пальцами горячую, твердую кожу и рельеф мышц.

Когда они оказались обнаженными под сгущающимися сумерками, в свете первых звезд, стыд и гордость растворились, уступив место чему-то более простому и древнему. Его прикосновения были уверенными, но нежными, словно он боялся спугнуть хрупкое чудо, что происходило между ними. А она, в свою очередь, открывалась ему, как цветок солнцу, позволяя вести себя в танце, где не было места прежним обидам и недоверию.

Это не было битвой, как в ту ночь в спальне. Это было слиянием. Где-то на краю сознания она слышала, как его сдержанное рычание смешивалось с шепотом волн, а ее собственные стоны терялись в шуме прибоя. В его объятиях, под бескрайним небом магического кармана, она не чувствовала себя ни божественной наследницей, ни чужой в этом мире. Она была просто женщиной. Желанной и счастливой.

Когда все закончилось, они лежали, переплетенные, под россыпью чужих звезд, укрытые теплым одеялом, которое Ричард достал невесть откуда. Голова Ангелины покоилась на его плече, а его рука лежала на ее талии, пальцы лениво водили по ее коже.

Она прижалась щекой к его груди, слушая ровный, мощный стук его сердца, и поймала себя на мысли, что впервые за долгое-долгое время — возможно, впервые в жизни — она чувствует себя по-настоящему счастливой. Не победительницей, как после выигранного спора, а именно счастливой. Спокойной. На своем месте.

Ни слова не было сказано. Ни клятв, ни обещаний. Но в этом молчании, под аккомпанемент вечного моря, было больше правды и доверия, чем во всех их предыдущих разговорах, вместе взятых. И когда сон начал смыкать ее веки, на ее губах играла самая мирная и искренняя улыбка.

Глава 16

Прошла неделя — неделя, наполненная непривычной суетой и приятным ожиданием. Дворец готовился к балу в честь помолвки Рании и герцога Андреаса. Как выяснилось, слухи о его легкомыслии оказались всего лишь злобными сплетнями отвергнутых им дам. Рания, убедившись в его искренности и уме, с радостью дала свое согласие.

Для Ангелины эти дни пролетели в особом ритме. Помимо ежедневных уроков у Альтанара, которые постепенно становились все глубже и сложнее, у нее появилось новое занятие — танцы. Сначала под руководством строгого учителя этикетов, а потом... иначе.

Она стояла в центре своей гостиной, повторяя па. И вдруг поймала себя на том, что интуитивно направляет потоки магии, чтобы удержать равновесие в сложном повороте, чтобы сделать шаг более плавным, а осанку — безупречной. Это было не грубое применение силы, а тончайшее вплетение магии в движение, как учил Альтанар — не командовать, а гармонично дополнять. Ко дню бала она двигалась с грацией, которая могла бы соперничать с грацией придворных дам, танцующих с пеленок.

И, наконец, настал день бала. Портнихи явились в ее покои с готовым платьем. И это было творение, достойное божественной наследницы.

Платье было сшито из тяжелого атласа цвета ночного неба — такого глубокого синего, что оно отливает почти черным. Тысячи микроскопических кристаллов, вышитых на юбке и лифе, мерцали, как самые настоящие звезды, складываясь в знакомые Ангелине созвездия — Орион, Лебедь, Кассиопея. Рукава-фонарики были сделаны из струящегося серебристого газа, сквозь который просвечивала ее кожа. А сзади от плеч ниспадал легкий, почти невесомый шлейф из той же ткани, что и рукава, создавая иллюзию крыльев или шлейфа из лунного света.

Когда она, уже одетая, вошла в бальный зал под руку с Ричардом, на мгновение воцарилась тишина, а затем по залу пронесся восхищенный шепот. Она видела, как глаза Рании, стоявшей рядом со своим суженым, сияют от восторга. Видела, как императрица одобрительно кивнула. И чувствовала, как рука Ричарда на ее талии сжимается чуть сильнее — в немом восхищении и гордости.

Первый танец открывали жених и невеста. А на второй танец Ричард, не говоря ни слова, пригласил ее.

Когда оркестр заиграл первые, плавные аккорды вальса, Ричард, не говоря ни слова, повернулся к Ангелине. Его взгляд, обычно такой острый и оценивающий, сейчас был приглушенным, почти мягким. Он не поклонился с официальной холодностью, а просто протянул ей руку — открытой ладонью вверх, в немом вопросе и приглашении.

И она, забыв