— Что именно в моих словах неясно? — спросил Арен, по-прежнему глядя только на меня. — Леди Ташфор не позднее сегодняшнего вечера станет мой женой. Мы проведем во дворце несколько дней. У вас мало времени, приступайте к подготовке. Мои покои не покидать!

С этими словами Арен поставил меня на ноги, и босиком вышел из ванной. Горничные, что, как оказалось, столпились в дверях, мгновенно уступили ему дорогу.

Это самый длинный час в моей жизни.

Меня облачили в тонкую сорочку, панталоны, чулки, а сверху предложили надеть пеньюар. В то же время две девушки принялись колдовать над моими волосами. Невесть откуда появился теплый ветер. Я с удивлением выяснила, что он исходит от небольшой серебристой штуки в руках одной из горничных — она сушила мне волосы. Ничего себе фен! Вторая девушка при этом расчесывала длинные пряди, завивала и закалывала их шпильками.

Все происходило в присутствии Арена. Он сканировал пронзительным взглядом каждую дрожащую от такого внимания горничную. Только после того как закончил, отлучился, но недалеко — в соседнюю комнату, при этом оставив открытой дверь. Девушка, которая раскладывала на кровати ворох белоснежных тряпок, вытянула шею, чтобы подсмотреть, что там происходит, но получила гневный взгляд от госпожи Маркес.

— Что ты там возишься? — прикрикнула она. — Платье готово? Тогда одевайте… леди Ташфор!

Только теперь и я обратила внимание на то, что мне предлагали надеть. Белое платье из атласной ткани оказалось модели «последняя надежда выйти замуж» — в том смысле, что должно было максимально оголить грудь, приподнятую корсетом чуть ли до ключиц. Шелковые чулки, как и кружевные панталоны, явно шились для красоты, а не для того, чтобы греть.

Плащ, который показала еще одна горничная, меня добил. Тоже атласный, расшитый жемчугом, хоть и с капюшоном, он был совершенно без подкладки!

— Поверх плаща полагается какая-то одежда? — спросила я, глядя, как входит горничная, неся, по всей видимости, мою обувь.

Мама дорогая, это были босоножки!

Белые босоножки на каблуках сантиметров десять высотой! С ремешками, которые, судя по длине, должны были оплетать ноги — это при том, что на дворе не лето!

— Что вы, леди Ташфор, какая еще одежда поверх свадебного наряда? — сладким голосом пропела экономка. — Платье, туфли и плащ. Еще полагаются драгоценности, но его светлость не давал таких распоряжений.

— Туфли? — уточнила я, указывая на босоножки в руках горничной.

— Что-то не так? — Улыбка госпожи Маркес напоминала оскал. — Вы, как благородная леди, должны уметь ходить и танцевать на каблуках.

— На каблуках-то я ходить умею, — моя улыбочка, судя по тому, как отшатнулась экономка, тоже вышла не слишком приятной. — Но вы временем года не ошиблись? Или часовым поясом? На дворе не лето, а тут не экватор и не тропики, чтобы носить шелковые тряпочки.

— Сожалею, леди Ташфор, но у меня приказ приготовить вас к свадьбе. Это единственный свадебный наряд, который есть в гардеробе, — с притворной печалью вздохнула экономка. — Ведь вас его светлость привез без приданого, в единственном платье, прохудившихся ботинках и дырявом плаще…

— О, вот этот плащ и ботинки и принесите! — обрадовалась я. — По крайней мере они теплые. И не забудьте шерстяные чулки и панталоны — я их точно видела в ящике с бельем.

Ну да, когда искала дневник. Но если с верхней одеждой и теплой обувью в гардеробе и впрямь была напряженка, то уж нижнего белья там хватало. Можно надеть несколько комплектов сразу — так шанс не отморозить себе что-нибудь ценное все же выше.

Главное, не думать о том, что я ношу чью-то чужую одежду.

— Но вы должны быть в свадебном платье! — возмутилась экономка.

— Разве я сказала что-то про платье? — я приподняла брови. — У него такая длинная юбка, что никто и не узнает, что на мне надето под ней. Госпожа Маркес, у меня складывается впечатление, что вы хотите, чтобы я простудилась и заболела. Вам ведь известно, что женские репродуктивные органы очень чувствительны к холоду? Или вы не желаете, чтобы я могла иметь детей?

— Да что вы такое говорите?! — возмутилась экономка, повысив голос. — Да как вы смеете обвинять меня…

— Что здесь происходит? — раздался негромкий голос Арена. Герцог, уже полностью одетый в темно-синий костюм, стоял в дверях спальни.

— Ваша светлость! — воскликнула госпожа Маркес, бросаясь к нему и кланяясь. — Ваша… леди Ташфор обвиняет меня невесть в чем! А еще отказывается надевать платье!

— От платья я не отказывалась, — заметила я. — Всего лишь попросила себе нормальное зимнее белье и обувь. В этом, — я кивнула на плащ, что держала горничная, — разве что летом вдоль пляжа гулять.

— Вдоль пляжа? — Герцог стремительно подошел к горничной и осмотрел спорный предмет одежды. — Действительно. Госпожа Маркес, разве в женском гардеробе нет нормальной одежды? Я ведь выделяю достаточно средств на это!

— Простите, ваша светлость! — Экономка бухнулась на колени. — Но все достойные наряды забрала… госпожа Мариэтта… Те платья и белье, что есть сейчас, остались только потому, что ателье прислало заказ уже после ее отъезда…

— Ясно, — герцог скривился, словно съел лимон без сахара. — Соберите леди Ташфор те вещи, что есть. Не волнуйся, Белинда, мы закажем тебе новый гардероб в столице.

— Благодарю, — кивнула я. Сейчас мое внимание было отдано горничной, что наконец-то принесла чулки и длинные панталоны — страшные, как моя теперешняя жизнь, но явно шерстяные. Я посмотрела на герцога: — Еще больше моя благодарность возрастет, если вы выйдете и дадите мне одеться.

Герцог некоторое время смотрел на меня, не мигая.

— Хорошо, — выдал он тоном, будто делал великое одолжение. Еще раз прицельно осмотрел экономку и горничных и велел: — Поторопитесь. Госпожа Маркес, следуйте за мной.

Экономка выбежала вслед за герцогом, а горничные постарались выполнить приказ в точности. То есть и впрямь торопились — напяливая на меня платье, пару раз укололи булавками, поправляя прическу, дергали волосы и вообще бесили, как могли. Несмотря на все сказанное, одна-таки попыталась надеть на меня босоножки!

Пришлось напоминать, чтобы мне принесли ботинки. Перечить девушки не стали, на свое счастье — ведь я была зла не на шутку. Забрала обувь и, неловко присев в тугом корсете, принялась сама надевать.

В правом