— Ты здесь главный? — перебила я и ткнула пальцем в плиту. — Кастрюлю видел? Мы ее уже примеряли и оба знаем, что кое-кто в нее с трудом, но помещается. А воду можно согреть. Давай. Я разведу огонь, а ты набери полную кастрюлю и поставь на плиту.

— Я?! Ты с ума сошла?! Я…

— То есть ты позволишь мне, хрупкой женщине, самой поднимать такую тяжесть? Я была о тебе лучшего мнения.

— В каком месте ты хрупкая? — проворчал Редис, после довольно долгой паузы смирившись со своей участью. — Ты же орка натуральная, скалу с места сдвинешь, если приспичит… Куда ставить?

— Гав! — резюмировал Йорик, садясь возле раковины и радостно вывалив язык.

Глава 12

Рогатый главарь сердито зыркнул на пса, скривил губы. Посмотрел на кастрюлю, потом на плиту, потом на меня. В его зеленых глазах бушевала буря: возмущение, непонимание, капля паники и… вынужденное признание логики. Он фыркнул, как недовольный жеребец, но двинулся к раковине. Мускулы спины под пыльной рубашкой напряглись, когда он с грохотом поднял медную бадью и поставил ее под кран. Вода зажурчала, наполняя металлическое чрево.

— «Хрупкая женщина»… — бормотал он под нос, пока лилась вода. — Нахальство в юбке… Орка замаскированная… Силачи в цирке плачут от зависти…

— Громче, не слышу! — крикнула я, уже копошась у плиты, подкладывая щепки в топку и чиркая спичкой. Огонь охотно занялся, заплясав веселыми языками. — Хвалишь? Спасибо! Только юбки у меня нет, если ты не заметил. Ничего, глаза тоже промоем. А теперь тащи сюда это корыто, силач цирковой!

Он пронес кастрюлю по кухне, стараясь не расплескать, и с глухим стуком водрузил на плиту.

— Довольна? — спросил, отряхивая руки, будто испачкался чем-то мерзким, а не просто намочил их под краном.

— Пока только начало, ваше высочество главный по чумазости. Теперь чуть-чуть подождем, пока нагреется как следует. А ты пока… — я окинула его критическим взглядом, — сними уже этот пыльный театральный костюм. Не заставляй меня применять грубую силу и метлу.

Черт скрестил руки на груди, приняв позу неприступной скалы.

— Я моюсь один. А ты выйди вон, — кивнул он в сторону двери. — И собаку забери. Неприлично.

— Ты что, стесняешься? — Я ехидно ухмыльнулась. — Ладно, ладно. Справишься без присмотра? Вдруг мыло в глаз попадет? Или рога в кастрюлю не влезут?

— Выйди! — рявкнул озверевший Редис, и в голосе зазвучали нотки нарастающей ярости.

Йорик поджал хвост.

Видимо, граница была достигнута. Я подняла руки в жесте капитуляции.

— Хорошо-хорошо! Успокой свои аристократические рогатые нервы. Выйду. Но предупреждаю: если услышу, что ты утонул в этой кастрюле, вытаскивать не полезу. Самостоятельность — это важно.

Я схватила Йорика под мышку (он недовольно хрюкнул) и вышла, притворив за собой дверь. Но не закрыла плотно — оставила щелочку. На всякий пожарный. Мало ли.

Первые минуты из-за двери доносились только невнятные шорохи, бульканье воды и недовольное ворчание. Потом — плеск, резкий вдох (похоже, вода оказалась горячее, чем он ожидал) и сдержанное ругательство на неизвестном, но очень колоритном языке. Звучало как «Бр-р-дец!». Очень красноречиво. И почему-то страшно смешно.

Потом началось самое интересное. Плеск сменился тишиной, а затем… послышалось отчаянное шуршание, рычание и странные хлюпающие звуки. Словно кто-то пытался задушить медузу в ванне. Потом — громкий стук, как будто мыло выскользнуло и упало на пол. И уже знакомый «бр-рдец!».

— Все в порядке? — не удержалась я, прильнув к щели.

— Молчи! — прогремело изнутри. — И не подглядывай!

— Не подглядываю! — соврала я, чуть не задохнувшись от смеха. — Просто слышу, как ты с мылом воюешь. Оно тебя победило?

В ответ донеслось лишь яростное сопение.

Потом наступила тишина. Долгая. Я уже начала беспокоиться, не захлебнулся ли несчастный чумазый черт, пытаясь вымыться в кастрюле. Но тут раздался новый звук. Сначала тихий, потом все громче. Какое-то… яростное кряхтение, перемежающееся с отчаянным шипением и сдавленными стонами. Словно кто-то пытался воевать с дюжиной немых, но очень решительных котят.

— Гр-р-рах!.. Бр-рдец!.. Да отпусти!.. — донесся сдавленный вопль. — Мои волосы! Где здесь нож?!

— Проблемы с прической, ваше сиятельство? — не удержалась я.

— Мои волосы! — завопил он, и в голосе слышалась настоящая боль и отчаяние. — Какая… превратила их в колтун?! Дай нож!

Я не выдержала. Тихонько приоткрыла дверь. Картина была достойна кисти великого мастера комедии. Редис стоял посреди кухни — мокрый и красный от усилий и злости. На нем было только лично принесенной мной из припасов кухонное полотенце, обмотанное вокруг бедер. В одной руке он сжимал найденную где-то старую костяную гребенку с несколькими выпавшими зубьями, в другой — безнадежно запутанный, мокрый клок собственных волос. Он дергал гребенку, дергал волосы, лицо искажалось от боли и ярости. Йорик, проскользнувший за мной, сел и наклонил голову набок, явно недоумевая. Потом даже скульнул, выражая сочувствие страдальцу.

— Ну что, гордый воин, сдаешься? — спросила я, скрестив руки на груди.

Он обернулся, его взгляд был диким и беспомощным одновременно.

— Эта дрянь не расчесывается! — выдавил он, как будто сообщал о смерти близкого. — Все спуталось! И эта… штуковина, — он тряс гребенкой, — ломается! Дай нож, в который раз приказываю!

— Приказчик нашелся, — вздохнула я. Дрессировка дикого лорда требовала терпения. — Ладно хоть вымылся самостоятельно. Никаких ножей, тут не парикмахерская. И вообще… Сядь и посиди спокойно две минуты. Вон, возле плиты, там как раз тепло. И чур, не убегать и не бороться с прической, пока я не вернусь. Иначе ты себе все волосы повыдергиваешь вместе с рогами.

Он колебался секунду, потом с видом величайшего унижения бросил злополучную гребенку в сторону раковины и плюхнулся на единственный целый стул.

— Ну?

— Вот и посиди, обсохни, согрейся. С Йориком поделись впечатлениями, он тоже терпеть не может купаться и расчесываться. Я сейчас вернусь.

Достать из сумки щетку-массажку — дело двух минут. Подумать и захватить еще и Йорикову пуходерку — вовсе не заняло времени. Так что на кухню я вернулась во всеоружии.

Мокрые волосы