те, у кого есть чувство собственного достоинства и понятие о чести. — Я сделала паузу для драматизма. — А то как-то стыдно, знаешь ли. Объедать бедную, одинокую женщину, вкалывающую тут как проклятая, чтобы навести порядок в твоем доме.
Черт распахнул зеленющие глаза и покраснел. Сначала слегка, потом густо, до кончиков ушей. Даже закашлялся, потупил взгляд в пустую кружку. Йорик, закончивший свою трапезу, уселся рядом с его стулом и уставился на него преданными глазами, как бы говоря: «Ну да, старина, она права. Жизнь вообще сложная штука, если ты не маленький породистый пес, которого кормят просто за красивые глазки».
— Ты… — начал он и замолчал. Потом поднял взгляд. В глазах бушевало противоречие: остатки высокомерия, смущение и… вынужденное признание правоты. — Что… что ты хочешь?
— Ничего сверхъестественного, — хмыкнула я, убирая посуду в раковину и направляясь в холл. Оба мужчины, шерстяной и рогатый, побрели за мной. — Продолжай то, что начал вчера. Вон там, за занавеской. — Я кивнула в сторону вчерашней ниши. — Разбирай свой бедлам. Откладывай «очень важное». Остальное — в кучу на выброс. Как вчера. Только без скандалов, поломанных корзин и побегов. И… — встав, я подошла к столу, где стояла та самая, починенная веревкой корзинка с его «сокровищами»: книгой, шкатулкой и прочими находками, — вот, твое имущество.
Он посмотрел на корзину, потом на меня, потом снова на корзину. Сомнение читалось в каждой черточке его лица. Он явно не хотел ничего разбирать. Но крыть-то было действительно нечем. Есть ведь хочется каждый день. И желательно не по одному разу.
Наконец Редис молча взял корзинку, осторожно, как хрустальную вазу. Высокий, в холщовой робе, с корзинкой в руках и рогами на голове, он выглядел одновременно нелепо и… трогательно.
— «Отрабатывать»… — пробурчал он под нос, но без прежней злости. Скорее с оттенком обреченности.
Потом повернулся и решительно зашагал в сторону ниши с завалом. Йорик, как верный оруженосец, тут же побежал за ним, весело помахивая хвостом.
Я вздохнула. На душе было странно спокойно. Битва за чистоту и порядок продолжалась, но один дикий, рогатый элемент хаоса, кажется, начал потихоньку встраиваться в систему. Главное — не давать спуску и напоминать о чести благородных господ. Особенно тех, что склонны объедать бедных женщин.
А самое главное, мне показалось… может, и правда показалось. Но! Рядом с причесанным и отмытым чертом весь здешний бардак будто перестал выглядеть таким уж страшным. То ли у меня глюки, то ли я правильно начала наводить порядок с Редиса.
Глава 14
Едва рогатый чудик с корзинкой скрылся в своей нише, как в дверь громко постучали. Я вздохнула. Точно, Джонатан и команда. Редис, как по волшебству (а может, и правда по волшебству?), испарился: из его угла донесся лишь тихий шорох и недовольное ворчание Йорика, которого, видимо, прижали к груди, чтоб не мешал тайным операциям по спасению хлама.
— Входите! — крикнула я, отрываясь от планшета, в котором последние пять минут составляла план работ.
Дверь открылась, впуская Джонатана в своем безупречном сером костюме и пятерку рабочих. Братья Горн сразу направили свои ломы и богатырские руки на завал у входа в восточный коридор. Мэри и Эльза, вооруженные ведрами и тряпками, окинули опытным взглядом предстоящий фронт работ. Томас уже копался в карманах своего рабочего фартука, откуда торчали какие-то щупы и отвертки.
— Мисс Маргарет, — кивнул Джонатан, — приступаем?
— Приступаем, — подтвердила я, вставая и ощущая, как ноют мышцы после вчерашнего. — Майло, Генрих — этот проход. Всё, что не крепится намертво и не выглядит исторической ценностью — долой. Мэри, Эльза — как только они расчистят метр, драить пол и стены. Томас — смотри, что там с дверными петлями и замками в конце, они скрипят подозрительно. Джонатан на подхвате.
Инструктаж я закончила на самом важном:
— За мной борьба с обнаглевшим хаосом. Если какая-то грязюка сделает попытку размножиться без разрешения или цапнуть, зовите меня — я ей такой метлы пропишу, забудет, каким мусором притворялась.
Народ сдержанно похихикал и приступил к работе. Йорик, решив, что здесь интереснее, вылез из ниши рогача и занял позицию у моих ног, готовый облаять любой движущийся мусор.
Работа закипела. Грохот ломов, скрежет дерева, облака пыли. Братья Горн впахивали как бульдозеры, разбирая завалы ящиков и старой мебели. Мэри и Эльза шли за ними следом, превращая грязь в мокрые, но чистые полы и стены. Томас ковырялся у массивной двери в конце коридора, бормоча что-то про «замысловатую конструкцию позапрошлого века». Джонатан бесшумно перемещался, решая мелкие вопросы и докладывая мне о прогрессе. Все шло… слишком хорошо.
Проблема накрыла нас, когда братья взялись за огромный, почерневший от времени дубовый шкаф, перегородивший коридор. Он явно весил тонну.
— Ну-ка, дружно, брат! — скомандовал Майло, упирая лом под основание. Генрих схватился за другой край. — Раз-два, взяли! Масс Марго, осторожнее, как бы на вас чего с полок не упало, отойдите от греха!
Я послушно отступила. Шкаф с жутким скрипом сдвинулся с места.
И тут тишину коридора разорвал пронзительный, многосоставный визг. Из темной щели, открывшейся за шкафом, высыпало… нечто. Юркие и быстрые, как тараканы, но размером с крысу, слепленные из комьев пыли, щепок, осколков стекла и перьев. Глазки — бусинки грязи — сверкали злобой. Ой, мама дорогая! Это что?!
— Гремлины! — завизжала Мэри, швырнув тряпку и отпрыгнув назад.
— Ах ты ж, еть твою бать! — рявкнул Генрих, шарахаясь от твари, прыгнувшей ему на сапог.
Хаос контратаковал. Гремлины, визжа, как перегретые подшипники, кидались на всех. Один запутал веревку, которую братья приготовили для шкафа. Другой швырнул в Томаса горсть острых осколков — механик едва успел пригнуться. Третий запутался в волосах Эльзы, заставив ее орать и метаться.
Паника накрыла всех.
Мэри и Эльза, забыв про ведра, бросились к выходу. Томас, прикрывая голову руками, побежал за ними. Братья Горн отбивались ломами, но на место раздавленных тут же накатывали новые твари, лепясь, казалось, просто из пыли и воздуха!
Джонатан всего этого бардака не застал, так как на свое счастье чуть раньше отправился в сарай за медной ванной, в которой мы решили замочить уцелевший