Прошло минут десять. Упрямый черт почти заполнил корзину и вдруг выудил из-под невнятной хламины потертую деревянную коробочку, украшенную инкрустацией. Открыл ее. Я смогла разглядеть только бархатную подкладку. Но искателя сокровищ проняло. Он застыл, дыхание заметно участилось. Прижав коробочку к груди под одеялом, бедолага заозирался, как вор.

Потом попытался закопать находку под другими «ценностями». Но ничего не вышло — только вывернул все на пол, потому что корзина треснула и начала бодро разваливаться.

— Ар-р! — разозлился Редис. — Гр-р-рах!

— Не ругайся, давай помогу, — не выдержала я.

— Отойди! — рявкнул черт, прикрывая коробочку ладонью. — Это… это мое! Очень важное!

— Отлично, — протянула я руку. — Тогда отдай мне на хранение, пока убираешься. А то вдруг уронишь или потеряешь в этом бардаке.

— Нет! — Мужик отпрянул, прижимая коробочку еще сильнее. — Не отдам! Вдруг ты украдешь?

— Украду? — Я фыркнула. — Ты всерьез думаешь, что этот конкретный мусор чем-то отличается от того, которым завален весь дом? Давай лучше поставим твои сокровища куда-то в определенное место, чтобы не потерялись и не мешали.

— Нет! — Голос Редиса сорвался на крик. Зеленые глаза снова загорелись яростью и паникой. — Отойди!

Вздохнув, я снова взялась за метлу. Мелькнула соблазнительная мысль пугануть рогатое порождение Хаоса как зловредный зонт: кастрюля, кипяток, отбеливатель. Но живого вредину жальче, чем относительно неодушевленный зонтик. И в сумку он все равно не влезет.

Пока я размышляла, рогатый чудик решил, что спорить со мной бесполезно. В очередной раз сверкнув глазищами, он выхватил из развалившейся корзины книгу, найденную последней шкатулку и… исчез. Вместе с одеялом.

— Да тьфу на тебя, чучело, — от души высказалась я. — Настоящий мужик. Наорал, корзину поломал, вещи раскидал и смылся! А мне прибирать. Ну и ладно…

Корзинку удалось кое-как починить с помощью веревки, сокровища рогатого я аккуратно сложила в нее и поставила на столик, чтобы не потерялись. И спокойно занялась другими делами.

День пролетел в грохоте, скрежете и облаках пыли, поднимавшихся к потолку холла, будто миниатюрные песчаные бури.

Рогатый беглец не подавал признаков жизни. Ни звука, ни шороха из темных коридоров, куда он смылся с одеялом и своими «сокровищами». Йорик пару раз настораживал уши, глядя в сторону его исчезновения, но потом снова засыпал на своем солнечном пятачке.

А работа кипела. Братья Горн оказались настоящими титанами. Под их напором рухнули горы ящиков у входа: они были аккуратно (насколько это возможно) разобраны, а их содержимое — в основном драное тряпье, битый фарфор и старые газеты — отправилось в гигантские мешки для мусора, которые предусмотрительно привез Джонатан.

Томас копался в завале у камина, периодически издавая возгласы вроде: «О, интересный механизм запирания!» или «Гр-р-рах, ржавчина съела пружину!» Он аккуратно раскладывал по «контейнерам», сделанным из найденных разнокалиберных емкостей, всякие железки, винтики и странные штуковины, похожие на детали от старинных часов или оружия.

Мэри и Эльза были просто богинями чистоты. Вооруженные метлами, тряпками и ведрами с водой, они драили каменный пол с таким усердием, что он начал кое-где блестеть.

— Ну и местечко, мисс Маргарет, — вздохнула Мэри, когда мы устроили обеденный перерыв и всей компанией уселись на крыльце. Ее круглое лицо раскраснелось от усилий. — Я лет двадцать не видела такого бардака. И запах… как в склепе. Вы уж простите за прямоту.

— Ничего. — Я махнула рукой, отламывая краешек лепешки для Йорика. — Прямота мне нравится. Чем хуже старт, тем заметнее прогресс. Вот увидишь, через месяц тут все будет сиять.

— Месяц? — фыркнул Генрих, один из братьев Горн, заедая суп огромным куском хлеба. — Мисс, тут за год не управиться. Это ж Торнвуд! Место проклятое. Даже привидения водятся, говорят. Да и Хаос живой. Сам видел, как вон то, — он кивнул в сторону стула в углу холла, — шевелилось, когда мы мимо него таскали ящики. Чуть брату по ноге не въехало.

— Шевелилось? — Я подняла бровь. — Может, сквозняк?

— Какой сквозняк, мисс? — вступил Майло, второй из Горнов. — Стул же тяжеленный. Нет, это Хаос. Он не любит, когда трогают его… ну, его беспорядок. Чай, не первая попытка поладить с Торнвудом. Наслышаны.

— Не любит? — Я усмехнулась. — А я вот сегодня утром ему объяснила, что, если не уймется, в кипяток окуну. С мылом. Вроде понял. Пока не шевелится.

Рабочие переглянулись. Мэри поежилась. Томас заинтересованно крякнул. Джонатан, стоявший чуть поодаль и бесстрастно наблюдавший за происходящим, едва заметно скривил губы. Может, улыбнулся?

— Вы… вы с Хаосом разговариваете, мисс? — робко спросила Эльза.

— А почему бы и нет? — Я пожала плечами. — Иногда это единственный способ достучаться до особо упрямых экземпляров. Будь то Хаос, старый шкаф или… — кивнула я в сторону дома, имея в виду Редиску, — некоторые другие личности. Главное — уверенность в голосе и метла наготове.

Джонатан подошел ближе.

— Прогресс впечатляющий, мисс Маргарет, — сказал он своим ровным тоном. — Особенно учитывая обстоятельства. Мистер Локвуд будет доволен. — Секретарь бросил незаметный взгляд вглубь холла. — А то существо из кастрюли? Утром вы сказали, что оно ожило, но неопасно и прячется. Никаких новостей?

— Ни слуху ни духу, — вздохнула я. — Сбежал, как тать ночной, с моим лучшим одеялом и парой пыльных побрякушек. Надеюсь, его не сожрал какой-нибудь оживший буфет.

— Маловероятно, — хмыкнул Джонатан, но в его глазах мелькнула озабоченность. — Хаос поместья никогда не проявляет прямую агрессию к своим и к тем, в ком есть кровь леди Аманды.

— «К своим»? — переспросила я. — То есть кастрюльный сиделец — свой для Хаоса?

Джонатан слегка наклонил голову, избегая прямого ответа.

— Скорее, его порождение. Такие иногда заводятся в местах, где долго не было порядка и людей.

Дела… Интересно, если рогатого поймать, отмыть и нормально одеть, это как-то повлияет на общий бардак? Надо бы попробовать.

После обеда работа продолжилась с новыми силами. К концу дня входная зона холла кардинально преобразилась. Мусор вынесен, пол вымыт, часть стен освобождена от паутины и старых драпировок.

Даже портрет первого Локвуда теперь висел не в полумраке, а в относительной чистоте, и его зеленые глаза смотрели на происходящее с молчаливым одобрением. Или осуждением? Трудно сказать.

— Завтра к восьми,