Я смотрел на ее лицо, видя сережки моей девочки, сверкающие в ее ушах. Я сорвал их.

— Ты ведь знаешь, что это принадлежит моей девочке, — прошептал я. — Ты недостойна их носить.

Лизетта рухнула на снег, когда я разжал руку, удерживающую ее.

Разве это подарок? Нет. Это не подарок должен быть красивым. Он же для нее…

Я вспомнил, как ждал. Ждал, когда моя девочка получит записку.

В тот момент, когда она вышла вместе с мужем, я стоял и следил за ней. Ловил каждое движение. Удивление. Страх.

Неужели не понравилось?

И тут я услышал, как меняется ее голос. В нем нет ужаса. В нем едва слышное восхищение и сила. В этот момент она почувствовала, что за ее спиной стою я.

Она стояла, дрожала, постоянно смотрела по сторонам. Моя девочка искала меня. И я решил позволить ей меня найти.

Я пожирал ее взглядом. Я хотел всё.

Её дрожь.

Ее дыхание.

Даже кровь на ее губах, когда муж ее ударил.

Подожди, моя девочка. Просто подожди немного. Я знаю, что подарю тебе завтра. Я заставлю его просить прощения.

Я вдохнул морозный воздух и вспомнил, как она стояла у окна в этой уродливой рубашке, босая, волосы собраны в косу, всё в ней — как вызов — я забыл, зачем пришёл.

Я хотел взять её.

Не с нежностью.

Не с лаской.

Силой.

Сорвать с неё всё. Разорвать эту уродливую рубашку. Сжать её горло, чтобы она не могла дышать — только от меня.

Я хотел, чтобы она забыла, что у неё есть разум. Пусть корчится, пусть плачет, пусть умоляет.

Но пусть перестанет быть куклой с равнодушными уставшими глазами.

Она ждала меня. Я видел, как ее взгляд блуждал по саду, словно она искала меня глазами. Ладно, моя девочка, играем дальше.

Я стоял за ней в её комнате. Она почувствовала мой шаг. Как будто я уже внутри неё.

Я смотрел на ее плечи, на ее шею, на отражение ее бледного лица в зеркале и думал о том, как бы я её разорвал. Как бы я заставил её кричать, чтобы она сама не слышала себя. Как бы я вжимал ее в кровать, чтобы она забыла, что у неё есть имя.

Я чувствовал, как её тело словно отзывалось на мои мысли. Улавливал малейшие движения. Короткий вдох и долгий выдох, словно она сама себе не верит. Да, моя девочка, ты просто еще не поняла…

Я жадно смотрел, как её грудь тяжело поднималась, словно ей тяжело дышать, когда я рядом.

Я не касался её.

Я не говорил.

Я просто стоял.

И ждал, чтобы она сама сломалась.

Она прошептала: «Зачем ты здесь?». Я не ответил.

Потому что ответ был в моих штанах, в том, как они напряглись, как вздулись.

Я не хотел её целовать. Я хотел вобрать её в себя. Чтобы она перестала быть собой. Чтобы она стала моим дыханием, частью меня, а ее крики стали моим голосом. Я хотел запечатать её рот. Чтобы она больше не могла сказать «нет». Чтобы она больше не могла дышать — если я не позволю. И чтобы каждый вздох был для меня.

Она думает, что я убью ее, а я думаю, как бы я разорвал эту уродливую рубашку.

Как бы я впился в неё — не ножом. Пальцами. Губами. Телом.

Глава 18. Он

Когда она едва слышно, словно стыдясь собственных мыслей, сказала «да» — я не обрадовался. Нет.

Я зарычал внутри. Потому что это не было «да» как согласие. Это было другое “да”. Она начинает осознавать свои желания.

Я увидел ее приоткрытые губы, застывшие, словно она уже представила мой поцелуй. Она не думает о том, что будет завтра. Она думает — о том, что я сделаю с ней сегодня.

И это мне понравилось.

“Хорошая девочка”, — похвалил я. И мысленно прошептал: “Моя хорошая девочка”. Она не видела моей улыбки под маской.

Она хотела поцелуя.

Нет, я хочу не так. Но все же я не мог удержаться, положив руку ей на лицо, и скользнул пальцем по ее губам, чтобы почувствовать, как сильно она желает этого поцелуя.

Мне хотелось зажать ей рот. Чтобы она больше не могла сказать «нет». Чтобы она больше не могла дышать без моего разрешения.

Я хотел, чтобы она плакала от боли моего прикосновения. Чтобы она плакала от желания. Чтобы она плакала от того, что больше не может жить без меня, как я не могу жить без нее.

Я хотел, чтобы она забыла, что у неё есть дом. Чтобы она забыла, что у неё есть имя. Чтобы она запомнила только меня, мои прикосновения к ее телу, мою страсть, мое желание. Чтобы она чувствовала, как я не отпускаю. Чтобы она чувствовала, чья она.

Она не знала, насколько сильным было мое желание. Она даже представить этого не могла.

Ее губы прошептали: «Я ещё не поняла, что я свободна».

Я не ответил.

И когда я ушёл — я не ушёл от неё.

Я ушёл от себя.

Потому что если бы я остался — я бы разорвал её. Как зверь.

Я хотел, чтобы она плакала от желания.

Чтобы она плакала от того, что больше не может жить без меня.

И я подарю ей намного больше, чем свободу. Я принесу тебе голову того, кто посмеет тебя обидеть.

Пусть она приходит ко мне, открывает дверь, снимает уродливую рубашку, пусть шепчет: «Сделай со мной всё».

Я не буду