Ты охренел вообще? — ору я, уже не особо стесняясь.
— Пожалуй, это я пойду… — бормочет мой будущий свёкр, пятясь задом в сторону выхода, — А то я скоро свихнусь с вами…
Мы уже и не очень-то внимание на него обращаем.
Александр Рихардович живенько выползает из комнаты отдыха и тихонько закрывает за собой дверь. Плотно, причем.
Христос перебазируется перед мои ясные очи. Я потираю припечатанный резинкой от трусов зад.
— Так куда ты собралась в этой порнографии? — рычит теперь уже Христос. И в полный голос. Я и не подозревала, что он так умеет… — И вообще — что вы тут с моим отцом делали? Наедине?! Оба в таком виде?!
Мне становится страшно. Но в то же время и обидно.
— Так это ты во всем виноват! — обрушиваю я на него мощь своего гнева.
Глава 9. Всё сломалось!
Клара
— Я виноват? — взвивается Христос, — Чем я виноват?!
Он, что, правда, не понимает?!
— Я же тебя попросила! Покараулить, пока я переоденусь! — указываю пальцем на дверь, — Тут замок не работает, а мне нужно было переодеться! Ты, когда за компьютером сидел, я сказала, чтобы ты предупредил меня, если придёт кто-то. Твой отец, например… Ты меня поставил в очень неудобное положение, Христос…
На несколько секунд лицо Христоса приобретает растерянное выражение.
— Ты у меня спросила разрешения переодеться в комнате отдыха, я разрешил, а больше ты мне ничего не говорила! — выпаливает он на честном глазу.
У меня челюсть нижняя со стуком падает вниз.
— Я же тебе попросила сказать мне, если твой папа вернётся, — говорю медленно и доходчиво, стараясь, чтобы смысл слов дошёл до него.
Он стоит с очень сосредоточенным видом и перезагружает собственную память.
И тут до меня доходит…
— Ты меня, что, не слушал?! — сосредоточенный вид у моего парня сменяется растерянным, и я понимаю, что он был настолько увлечен тем, чем он занимался, что даже не обратил внимания на мои слова. Это очень сильно меня злит.
Очень! Очень сильно!
— Ты — не Христос! Ты — осёл! — взрываюсь я, — Значит, слушать меня не обязательно, а придумать, что я специально уединилась с твоим отцом — это запросто! Ты… Ты… Ты…
Что он — я сообразить не могу.
— Видеть тебя больше не желаю! — и поскольку мы выясняем отношения в непосредственной близости с дверью, я хватаюсь за ручку двери комнаты отдыха и распахиваю её, намереваясь гордо уйти в закат.
Прямо в незастегнутом платье. Что-то меня мой вид сзади уже не особенно волнует.
Но он волнует Христоса.
— Куда в таком виде?! — то ли взрыкивает, то ли взвизгивает и, ухватив меня за руку, удерживает от того, чтобы я выскочила в кабинет, где в директорском кресле сидит Александр Рихардович. В грязной рубашке, застегнутой на все пуговицы, и с опаской косится в нашу сторону.
По его внешнему виду ясно, что сейчас он уже не мечтает ни о какой Розе для своего сына, он просто хочет, чтобы его вообще все оставили в покое. Только фигушки! Впереди корпоратив… И это еще мы все не знаем, что нас ждёт…
— Туда! — воинственно отвечаю я и рвусь прочь.
Он меня обидел! Это ж надо такое придумать! И в такой день!
Но черной кошке, то есть мне, сегодня просто катастрофически не везёт…
Я цепляюсь каблуком за порог. Христос тянет меня назад, очень сильно волнуясь за то, что мою попу в порнотрусах увидит хоть кто-то помимо него.
Затем раздается подозрительный хруст… Я начинаю клониться назад, соревнуясь в угле наклона с Пизанской башней.
Христос, надо отдать ему должное, меня ловит и даже пытается выровнять. Но я не выравниваюсь! Начинаю подозревать, что дело окончательно дрянь, я разворачиваюсь, хватаюсь рукой за Христоса и задираю ногу.
Так и есть!
— Каблук… — выдыхаю я, — Я-я-я ка-а-аб-лууу-к сло-о-о-ма-а-л-а-а-а…
Вторая фраза идёт уже с подвыванием.
Но в этот же момент откуда-то из-за моей спины раздается натужный сип.
Оборачиваюсь. Кто-нибудь знает, какое бывает выражение лица у человека, увидевшего привидение? Мне почему-то кажется, что точь-в точь, как у Александра Рихардовича. А еще он покрывается странными малиновыми пятнами…
С чего это? У него аллергия на что-то? Скорую пора вызывать?
А потом до меня доходит, что я к нему спиной стою. И, простите, попой. В тех самых эротических трусах.
— Блин! — хлопаю себя ладонью по лбу и поворачиваюсь к старшему Шейгеру боком, — Александр Рихардович — вы же взрослый человек! Что ж так нервничать? Что вы — женских трусов никогда не видели?
Хоть бы его удар не хватил! А то, мне кажется, к этому всё близится.
— Христос! — подскакивает старший Шейгер со своего места, — Застегни ей её чертово платье… И мотайте уже отсюда оба… На…
Не знаю, что он там дальше собирался говорить, потому что он просто хапает ртом воздух.
Я от него пячусь. И ломаю второй каблук. Да что же это за невезение?!
— Корпоратив! — выдыхает с натугой Александр Рихардович.
Я смотрю вниз на свои ноги. Какой корпоратив? Я же не Золушка — босиком разгуливать!
— Мои туфли-и-и, — выходит до того жалобно, что застывают оба мужчины, — Я каблукииии отломилааааа…
И всё — слёзы рекой льются из глаз.
— Клар… — зовет меня Христос, пока я самозабвенно реву.
А как не реветь? Я хотела быть самой красивой! А вместо этого… Вместо этого весь этот кошмар! Да еще и туфли!
— Кларочка… Солнышко… Зайка… Ну, что ты плачешь? — Христос разворачивает меня к себе, застегивает-таки молнию на моем платье.
Потом присаживается на корточки, снимает одну испорченную туфлю, потом вторую. Я продолжаю плакать. Ну, как тут не плакать?!
— Кларочка… Ну, всё это ерунда. Давай тебе другие туфельки купим?
— Мы не успе-е-е-ем! Нам уже выезжать надо-о-о… — я безутешна.
— Клара Ивановна, — подключается и Александр Рихардович, — Что вы, как маленькая? Подумаешь, туфли! Сейчас новые с Христосом купите…
— Не успе-е-ем…
— Успеем! — бодро возражает Христос, — У тебя есть, что обуть?
— Балетки только, — шмыгаю я носом, — Ботинки мокрые. После таксиста.
— Христос, купи ей и ботинки! — просит старший Шейгер, — Пусть только реветь перестанет!
— Угу! — отзывается Христос, впихивая меня в мою куртку.
Я обуваю балетки и беру сумку.
— Пап, мы в ресторан сразу подъедем, — обращается Христос к отцу, — Ты ведь справишься сейчас без нас?
— Да поезжайте уже! Как-то я без вас столько лет справлялся, — отмахивается от нас Александр Рихардович.
— Подарки без меня не трогайте! — наказываю я ему, — Всё перепутаете.
Знаю я этих мужчин. Хуже детей.
— Мы быстро вернемся, — заверяю нашего общего папу.
Мы с