Христос расплачивается на кассе. Я шалею от суммы… Но я буду не я, если не верну ему её.

Но зато я сразу обуваюсь в ботинки.

И из торгового центра мы выходим с Христосом под ручку.

А жизнь-то налаживается! Ножкам тепло!

Глава 11. Ой-ёй-ёй!

Клара

После того, как меня обули, я вспоминаю, о чем разговаривали Христос и Александр Рихардович. Решаю посмотреть, сколько вообще время.

И прихожу в тихий ужас.

— Христос! Мы опаздываем!

Делаю рывок с места, почти готовая бежать в ресторан, где проходит корпоратив. Подарки! Мне же нужно всё подготовить! И присутствовать на вручение, чтобы Александр Рихардович вручил всё, как надо.

— Клара! — Христос меня не отпускает, — Надо было меньше гонять продавцов и помнить о времени…

Делает мне вообще-то справедливое замечание. Но… у меня сегодня своя справедливость.

— Ты чего сегодня такой вредный?!

Христос мотает головой, но он в отличие от меня не теряет спокойствия ни на минуту — разговаривая со мной, продолжает движение к своей машине.

— День сегодня не задался. Дурдом какой-то. Даже еще хуже, чем обычно. Хотя и нормальные же дни с тобой бывают, — бухтит.

Собираюсь всерьёз обидеться. Но он распахивает передо мной дверь своей машины — за этим разговором я и не заметила, что он меня привел туда, куда надо.

— Клара, солнышко моё энергичное… — приговаривает ласково, — Куда ты бежать собралась, цветочек мой дикий? Словно чертополох… На машине быстрее. Да и потом — папа читать умеет. Вольский тоже. А ты на каждую коробочку, позволю себе напомнить, приклеила бирочку с фамилией. Да и как бирочку — чисто со своим размахом. Там, что на ней написано, метров с десяти видно. Помнишь? Еще и меня этим заставила заниматься.

Какой он злопамятный!

— И не заставляла! Не надо тут! Ты просто меня в гости зазывал! Тебе приспичило… А мне надо было подарки дооформить.

Хмыкает и садится на водительское место.

— Вот мы их и дооформили. А эти два — руководителя, прочитают фамилии и отдадут коробки тем сотрудницам, которым они предназначены.

Ничем этого Христоса не проймешь.

— Ладно, поехали, — машу на него рукой. А сама лезу за зеркалом.

Вид-то, в общем, у меня ничего — разрумяненный такой. И даже прехорошенький. Но вот макияж нужно нанести заново. Этим я и занимаясь, пока Христос рулит к ресторану.

Когда останавливается на парковке возле него, говорит:

— Пару раз за эту дорогу у меня едва не случился инфаркт, когда я думал, что ты кисточкой для туши вот-вот выколешь себе глаз.

— Пфф! — возражаю односложно.

— Но потом я себя успокаивал, что ты справишься и не с такой задачей. Поэтому решил к тебе не лезть. Иначе бы ты, наверное, мне бы глаз выколола.

— Пфф! — издаю тот же звук, — Я б тебе глаз ни за что не выколола. Я ж тебя люблю…

Мы уже идем ко входу в ресторан, и этот разговор происходит, когда мы поднимаемся по ступенькам входа. Христос разворачивается ко мне и смотрит на меня сверху-вниз.

Я на него — снизу-вверх. И добавляю, чтобы он не переоценивал собственную значимость. Мужчинам это вредно.

— Только кастрирую. Если надумаешь мне изменять.

Он хотел мне что-то сказать, но после моих слов закашливается. Я беру его за руку и веду дальше, периодически стуча по спине.

Так и заходим.

— А я не знала. что на 8 Марта бонусом к цветам идёт мероприятие — "как отметелить своего мужика", — раздается откуда-то сбоку замечание женским голосом.

Поглядываю — высокая блондинка за тридцать внимательно нас с Христосом изучает.

— Это только девочкам. которые себя хорошо вели, — не теряюсь я.

Она тоже закашливается.

К нам подходит администратор.

— Водички дайте, — прошу я.

Она очень быстро раздобывает бутылочку с водой. Я пою Христоса. Он перестает кашлять, но глядит на меня с укоризной.

— Мы на корпоратив, — объясняю я.

— Пойдемте, я вас провожу, — предлагает администратор.

— Минуту, — прошу я у девушки.

Вижу свободный стул в уголке, сажусь на него, переобуваюсь в туфли, ботинки складываю в обувную коробку. Пуховик снимаю.

— А где мы можем оставить одежду? — интересуюсь у девушки.

Она отводит нас в гардероб, где мы с Христосом оставляем наши пожитки, а затем девушка-администратор ведет нас в зал, где проходит корпоратив.

Он идёт уже полным ходом. На небольшой сцене Александр Рихардович, вполне вменяемый, к слову, и Егор Богданович. Тот… Он же дома должен быть! Ну чего он не там-то? После того, как за всех женщин выпил?!

Но он тут… На сцене трибуна. Там, наверное, кто-то должен стоять… Только трибуна помогает стоять Егору Богдановичу, который с ней практически обнялся.

Я уже предчувствую, что сейчас начнется настоящая феерия.

— Клара! — цепляет меня за локоть помощница Вольского, — Какие подарки кому дарить?

У меня ступор.

— Там подписано…

— Где? — чуть истерично вырывается у Жанны, — Они сейчас дарить будут, а кому и что дарить — непонятно. Да даже, если бы и понятно, то этот…

Зыркает так в сторону Вольского, что мне за него заступиться хочется.

— Так нажрался, что еле стоит. И домой не уехал. Интересно, а босса можно отлупить?

— Нельзя! — авторитетно заявляет Христос.

Это хорошо, что Жанна не видела, как мы Христосом в ресторан заходили.

— Я пойду, Христос… — на то, чтобы вспомнить, как у него отчество, у меня уходит несколько секунд, — Александрович.

Всё-таки справляюсь. И то — благодаря тому, что посмотрела на сцену, где Александр Рихардович решил проблему кардинально.

Он просто взял первую попавшуюся коробку и собрался вручать её нашей начальнице отдела кадров. Но коробка какая-то странная. Я такую не помню.

— Пошли, — кивает головой в сторону сцены Христос и неотступно следует за нами.

Мы достигаем сцены как раз вовремя — происходит очередной казус. Коробка, которую вручал Аристарх Рихардович, почему-то оказывается не запакованной. И открывается, являя окружающим своё содержимое.

— Что это? — отец Христоса поворачивается к нам, так и не подарив подарок начальнице отдела кадров.

Верхняя часть небольшой подарочной коробки остается у неё в руке, основная часть с собственно подарком — в ладони Александра Рихардовича.

Что там — видно и отцу Христоса, и пятидесятилетней женщине. И нам с Христосом.

И Александр Рихардович, и начальница отдела кадров начинают краснеть. Мы с Христосом держимся —