Ложусь в детскую кровать, которая скрипит под моим весом и явно мне мала. За окном стоит такая тишина, какой в Москве не услышишь никогда. Только где-то вдали мычит корова, да сверчки поют свои песни.

Засыпаю и... снится мне коровник.

И Нина в том самом коротком халате. Только во сне все происходит как-то медленно, словно в замедленной съемке. Она поворачивается ко мне, улыбается загадочно, поправляет косу. Халат кажется еще короче, чем наяву, а взгляд – не холодный, а приглашающий.

Она начинает раздеваться, показывая обнаженные плечи и спину, а потом поворачивается и показывает грудь.

Просыпаюсь среди ночи с колотящимся сердцем и понимаю, что дела мои плохи. Очень плохи. Потому что думать о местной работнице в таком ключе – это верх непрофессионализма. И глупости заодно.

Снова пытаюсь заснуть, но не получается. В голове крутятся мысли о ферме, об отце, который всю жизнь вкладывал в нее душу, о Нине с ее вызывающим равнодушием.

К утру засыпаю, и мне снова снятся те же сны. Коровник, сено, девушка с длинной косой, которая смотрит на меня совсем не так, как днем и она совершенно обнаженная, на сене, в лучах яркого солнца. Просыпаюсь с головной болью и пониманием, что один день в деревне превратил мою размеренную жизнь в хаос.

Иду умываться и смотрю на себя в зеркало. Растрепанные волосы, щетина, мешки под глазами. Красавец, нечего сказать.

Интересно, что бы сказала Нина, увидев меня таким? Наверное, усмехнулась бы и съязвила что-нибудь про городских неженок, которые не могут нормально выспаться на обычной кровати.

А еще интересно – она всегда такая колючая или это защитная реакция? Кто-то уже в жизни ее обидел? Судя по выражению ее лица, точно обидел.

Стоп. Какого черта я об этом думаю? Мне нужно сосредоточиться на деловых вопросах, а не на личной жизни местных работников.

Спускаюсь на кухню, снова открываю холодильник в надежде, что там волшебным образом появилась нормальная еда. Но нет – все те же ядерные огурчики от Нины.

Достаю один, откусываю и морщусь. Боже, как можно делать такие концентрированные заготовки? Это же не огурцы, а соленые гранаты!

Но есть хочется, а выбора нет. Жую и думаю: интересно, сама Нина ест такие же огурцы или делает для себя что-то помягче? А может, у нее железный желудок, привыкший к деревенской еде?

И снова мысли возвращаются к ней. К тому, как она работала вилами, как поправляла растрепавшуюся косу, как вызывающе смотрела на меня.

Пока кипит чайник, нахожу в шкафу пакетированный чай и в дальнем углу мешок с сухарями, ну, хоть что-то. Пока мелкими глотками пью чай, пытаясь смыть соленый привкус, понимаю: нужно что-то решать с едой.

Не могу же я питаться одними огурцами. Может, в деревне есть магазин? Или... можно спросить у Нины, где она закупается?

Хотя нет, глупая идея. После вчерашнего разговора она меня и на пушечный выстрел к себе не подпустит. Да и зачем мне вообще с ней общаться?

Я же не собираюсь здесь задерживаться. Максимум неделя – и обратно в Москву, к нормальной жизни.

Но почему-то мысль о возвращении не радует так, как должна была бы. Странно. Очень странно.

Может быть, дело в деревенском воздухе? Или в том, что здесь все напоминает о детстве, когда жизнь была проще? А может быть, дело в паре синих глаз, которые смотрели на меня без капли смущения?

В любом случае сегодня мне предстоит принять решение. Продать ферму или... или что? Остаться? Бросить все и заняться коровами? Это же абсурд!

Но абсурдно это или нет, а мысль эта крутится в голове и никак не хочет уходить. Как и воспоминания о вчерашней встрече в коровнике.

Что вообще со мной происходит?

Глава 5 Нина

Сижу на кухне, обхватив руками горячую кружку с кофе, смотрю в окно, где рассвет ткет розовые и золотые нити в небе. Утро едва началось, а я уже вся на нервах. Сердце колотится, как бешеное, а мысли упрямо возвращаются к этой ночи.

К этому сну. Черт возьми, что за видения мне привиделись…

Никогда мои сны не были такими… такими дикими, такими живыми, что кожа до сих пор пылает, как после ожога. Даже с Вадимом, когда я была влюблена по уши и грезила о нем, все было нежно, как в дешевых романах.

А тут…

Закрываю глаза, и меня уносит обратно в сеновал.

Солнечные лучи пробиваются сквозь щели в досках, золотя пылинки, что танцуют в воздухе. Я лежу на мягком сене, и на мне нет ничего. Абсолютно! Ни платья, ни белья, только голая кожа, горячая, блестящая в теплом свете.

Волосы распущены, струятся по плечам, путаются в сене, а рядом… Марат.

Что? Марат? Реально?

Но он рядом. Его тело, обнаженное, сильное, с широкими плечами и твердыми мышцами, прижимается ко мне так близко, что я чувствую каждый мускул. Его уверенные и наглые руки почти собственнические, скользят по моей спине, ниже, обхватывают бедра.

Пальцы дразнят, лаская внутреннюю сторону бедра, медленно и мучительно подбираясь к тому месту, где я уже вся влажная от желания. Он наклоняется, целует шею, его горячее дыхание посылает волну мурашек по всему телу.

Губы спускаются ниже, к груди, обводят соски языком, и я выгибаюсь, задыхаясь от острого, почти болезненного удовольствия. Он шепчет мое имя, его голос хриплый, я тону в нем.

Пальцы накрывают промежность, а я теку, я до такой степени мокрая, что веду бедрами от нетерпения. А он дразнит, ласкает, пока я не начинаю стонать, цепляясь за его плечи.

Марат устраивается между моих широко раздвинутых ног, а потом он входит в меня. Слишком медленно, слишком глубоко, заполняя целиком, и каждое его движение, твердое, ритмичное, заставляет меня растворяться в этом удовольствии.

Его огромный член пульсирует во мне, руки сжимают мои бедра, губы впиваются в мои, все происходит жадно, яростно. Мир взрывается, и я кричу, пока волны наслаждения уносят меня за грань реальности…

Проснулась, вся мокрая от пота, с сердцем, что колотилось, как молот.

Внизу живота пульсировала такая нестерпимая, сладкая истома, что я не выдержала. Рука скользнула под ночную рубашку, и я, прикусив губу, начала