– Ну... – тщательно подбираю слова. – Скажем так, при нем ферма не развалилась окончательно. Это уже достижение. Но и процветать особо не процветает. Григорий иванович больше любит командовать, чем реально работать. И за девушками бегать, конечно.

– За вами тоже бегает?

Вопрос прозвучал как-то... личностно. Поднимаю на него взгляд и вижу искренний интерес в его глазах.

– Пытается, – пожимаю плечами. – Но я не из тех, кто легко дается.

– И что он делает? Комплименты говорит?

– Ага. Называет меня «племенной буренкой, которой не хватает бычка». Романтично, правда?

Марат давится смехом.

– Серьезно?

– Абсолютно. А еще говорит, что я «как цветок в навозе сияю». Поэт, одним словом.

– И как вы на это реагируете?

Многозначительно поднимаю вилы.

– А как думаете?

– Понятно, – кивает он. – А почему ты не пожаловалась отцу?

– Захар Петрович был добрым, но... слабым. Гришка умел ему зубы заговаривать. Да и вообще, я привыкла сама за себя постоять.

Марат молчит, задумчиво глядя на меня. А я продолжаю работать, чувствуя на себе его взгляд. Странное ощущение – не неприятное, но... тревожное. Словно во мне просыпается что-то, что я давно и надежно похоронила.

– Скажите, – вдруг произносит он, – вы всегда были такой... колючей?

Я останавливаюсь и смотрю ему прямо в глаза.

– А вы всегда были таким любопытным?

– Просто интересно. Вы давно здесь работаете?

– Пять лет.

– И за все это время никого не было?

Вот это уже наглость. Ставлю вилы острием вниз и опираясь на них руками.

– А это ваше дело?

– Возможно, нет, – соглашается он. – Но я все равно спрашиваю.

– Так вот, это не ваше дело.

– Понятно, – тихо говорит Марат. – Простите.

– Допрос закончен? Сходите в бухгалтерию, они там более приветливые и не мешайте работать.

Отворачиваюсь, внутри все клокочет от его наглости и прожигающего взгляда. Марат долго и пристально смотрит на меня.

– Хорошо, на сегодня закончим.

Уходит, оставляя меня одну с колотящимся сердцем и мыслями, которые лучше бы не приходили мне в голову.

Кажется, будут проблемы.

Глава 4 Марат

Дом отца встретил запахом старины и воспоминаний. Скрипучий пол, обои с выцветшими цветочками, фотографии на комоде, все то же, что и двадцать лет назад. Даже занавески те же, только выгорели еще сильнее.

Бросаю сумку на кровать в своей бывшей детской комнате и оглядываюсь. Боже мой, да здесь ничего не изменилось. Тот же письменный стол, за которым я делал уроки, те же полки с книгами, даже плакат с футболистом до сих пор висит на стене. Как будто время остановилось в тот день, когда я уехал в город в поисках «лучшей жизни».

Желудок предательски урчит, напоминая, что я не ел со вчерашнего дня. Иду на кухню в надежде найти хоть что-нибудь съедобное. Открываю холодильник и... пусто. Совсем пусто. Только одинокая банка соленых огурцов стоит на полке, как последний солдат на поле боя.

Беру банку, рассматриваю этикетку. Красивым почерком написано: «Соленые огурчики. Нина».

Нина. Сразу вспоминается сегодняшняя встреча в коровнике. Эта девушка с непослушной косой, голубыми глазами и в том самом коротком халате, который...

Стоп. Не думай об этом, Марат. Совсем не думай.

Но мысли словно живут своей жизнью. Помню, как она стояла с вилами в руках, как поправляла халат, который действительно был коротковат. И эти ноги в резиновых сапогах... Кто бы мог подумать, что резиновые сапоги могут быть такими... сексуальными?

А еще я помню ее взгляд – скептический, насмешливый, совершенно равнодушный ко мне. Это задело меня сильнее, чем я готов был признать. Я привык к восхищенным взглядам, к заинтересованности. А она смотрела на меня, как на надоедливую муху.

Хорошо еще, что джинсы были мокрыми от того проклятого молока, которое на меня вылили в коровнике. Иначе... ну, в общем, было бы неловко. Очень неловко. Потому что при взгляде на аппетитный и пышные формы Нины, скованные узким халатиком, я реально возбудился.

А зачем я вообще туда пошел? К этой Нине? План был простой: осмотреть ферму, сделать фотографии, передать все своим людям для оценки и продажи. Зачем мне было лично знакомиться с работниками?

Но что-то тянуло меня туда. Может быть, любопытство. А может быть, Григорий, который так активно рассказывал о «золотых руках» Нины, что мне захотелось увидеть это чудо еще раз своими глазами.

Чудо... Да, она определенно чудо. Колючая, неприступная, но чудо.

Открываю банку с огурцами, достаю один и откусываю. Боже мой! Во рту взрывается такая концентрация соли, перца и укропа, что глаза слезятся.

Это не огурцы – это химическое оружие массового поражения! Как можно есть эту ядерную смесь?

Но голод, как говорится, не тетка. Продолжаю жевать, запивая водой из чайника. Интересно, все ли деревенские заготовки такие «термоядерные» или это особый талант Нины?

После «ужина» из огурцов я решаю изучить документы, которые дал мне управляющий. Раскладываю их на столе и пытаюсь разобраться в цифрах. Ферма убыточна, это очевидно. Старое оборудование, устаревшие технологии, низкая производительность. С деловой точки зрения решение очевидно – продать и забыть.

Но почему-то не могу заставить себя достать телефон и позвонить риелторам.

Вспоминаю, как провел остаток дня. После встречи с Ниной пришлось вернуться в бухгалтерию, где меня напоили чаем с пряниками, нет, вот оказывается не такой я и голодный был.

Боже, сто лет не ел таких пряников! Домашние, мягкие, с корицей и медом. Три тетки-бухгалтера смотрели на меня, как на диковинного зверя, и засыпали вопросами про городскую жизнь.

– А правда, что в Москве хлеб в два раза дороже? – спрашивала одна. – А машины там все иномарки? – интересовалась другая. – А девушки все в мини-юбках ходят? – выдавала третья, и остальные хихикали.

Я отвечал машинально, а сам думал о синих глазах и дерзком взгляде царицы телят и телочек.

Почему меня так потянуло с ней поговорить? У меня была Алина – красивая, умная, успешная. Идеальная партия для человека моего круга. И что? Стоило мне заговорить о деревне, как она скривилась, словно я предложил ей переехать в пещеру.

А Нина... Нина смотрела на меня, как на пустое место, и почему-то это интриговало больше, чем восторженные взгляды московских красавиц.

Ладно, хватит. Пора спать. Завтра решу,