- А тебе какое дело? – холодно замечаю ее. – Ты же его сама бросила.

- Как бросила, так и подобрала.

- Он же не упавшая на землю варежка… чтоб его ронять и подбирать…

Обидно за Стаса. И чего она спрашивается ревела, если так к нему относится?

- А что, - ухмыляется Олеся, - только тебе что ли можно мужиками крутить? От одного беременна, за другого замуж вышла. Чем ты их берешь, что твой бывший аж сюда за тобой прискакал?

Провожаю уходящую Олесю злым взглядом.

Она намерена ходить сюда еще несколько дней. И я не знаю, как это пережить.

Хочется прогнать ее из дома веником, но Антон после ее капельниц чувствует себя лучше.

У нас с мужем установилось какое-то молчаливое перемирие.

Я ухаживаю за ним, делая перевязки, или обтираю мокрым полотенцем, если поднимается температура.

А Антон молча это принимает.

С глупостями не пристает. В разговоры не втягивает.

В голову приходит злая мысль, что с Олесей ему болтать веселее, и поэтому в общении со мной нет необходимости.

Однажды даже рычит на меня.

Он уже встает, но, естественно, на ногах держится неуверенно.

Пытаюсь подхватить его в коридоре, когда он, потеряв равновесия, чуть не падает на больную ногу.

- Куда ты лезешь? - грубо отчитывает меня Антон. – А если ты со мной упадешь? О ребенке думай, Лиза!

Я обижаюсь, и вообще не подхожу к нему весь оставшийся вечер. Но ночью не могу уснуть и ворочаюсь на кровати с боку на бок. Совесть гложет.

Я ведь не проверила перед сном, как он там.

С раздраженным вздохом встаю с постели и иду в большую комнату.

Муж опять скинул с себя во сне одеяло. И дышит как-то тяжело.

Прикладываю ко лбу Антона ладонь и чертыхаюсь.

Опять горячий. Да что ж такое?!

Бужу и заставляю выпить жаропонижающую таблетку. Уже привычным жестом беру с полки часы и кручу стрелку будильника так, чтобы он сработал через час.

Зеваю, усаживаясь в свое кресло, и проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь от звона и иду мерять мужу температуру. Она снизилась недостаточно. А значит, нужно подождать еще час, и, если жар не спадет, заставить его выпить еще одну таблетку.

Мне так хочется спать, просто ужас. А в кресле я замерзла. И поясница заболела.

Кошусь с завистью на диван. Антон лежит так, что с одного бока для меня вполне хватит места. И пострадавшая нога как раз с другой стороны. Снова завожу часы и тихонечко ложусь на самый краешек дивана. Натягиваю на себя кончик одеяла и блаженно прикрываю глаза. Я только чуть-чуть вздремну. А через час, когда смогу убедиться, что все в порядке, уйду к себе.

Просыпаюсь почему-то не от будильника, а от ощущения горячих рук на своем теле.

Солнце уже встало и в комнате стало светло.

Антон прижимается ко мне сзади, а его руки забрались под мою кофту и нагло мнут грудь.

- Лиза… - шепчет муж мне на ухо, щекоча дыханием шею, - я так соскучился… невозможно устоять, когда ты рядом.

Горячие губы касаются кожи над воротом пижамы, и по моему позвоночнику прокатывается сладкая дрожь.

- Откуда у тебя вообще на это силы? – удивляюсь я, пытаясь извернуться и встать с дивана. – И почему будильник не сработал?

Странное чувство – мне и приятно и неприятно одновременно.

Тело откликается на прикосновения Антона. Внизу живота уже появилось знакомое тепло. И дышать стало так томительно трудно, что голова немного кружится.

А вот разум совершенно против. Категорически против близости этого мужчины. Он теперь для меня чужой и точка.

- Сработал твой будильник, - хрипло говорит муж, скользя ладонями по животу вниз, - только разбудил он меня, а не тебя. Так что я его вырубил. А силы у меня есть, дорогая, потому что любовь сильнее смерти!

26

- Но не сильнее предательства… – шепчу я и чувствую, как к глазам подступают слезы.

Я ведь все еще люблю его, не смотря на свои слова. Не смотря на его поступок.

Почему так? Почему я не могу просто вычеркнуть из сердца того, кому нельзя доверять.

Почему не могу заставить свое тело оставаться равнодушным?

Отпихиваю от себя руки Антона и убегаю в свою спальню.

Антон не идет за мной следом.

Когда я выхожу к нему через час наплакавшись, мы делаем вид, что ничего не произошло.

Я топлю печь. Открываю в нужных местах нужные заслонки. Кажется, я действительно научилась.

Насыпаю в большую миску муки для теста.

Антон смотрит на меня с интересом.

- Не думал, что ты освоишься, - замечает он.

- А что ты думал? – спрашиваю я с усмешкой. – Воображал, что я стану требовать ресторанов или на худой конец доставку? Или что сбегу отсюда? Вот только куда…

- Типа того, - задумчиво говорит Антон. – Думал, что будешь капризничать и требовать прежнего комфорта.

- Ты меня за пять лет вообще не удосужился узнать! – обвиняю я Антона, и сама пониманию, что это правда.

- Похоже на то… - задумчиво отзывается муж.

Так обидно. Получается, жили все это время в каких-то иллюзиях. Я считала его верным. Он меня – вообще не знаю кем…

Беру пустое ведро для воды и иду на улицу к колодцу.

Удивленно вскидываю брови, когда вижу, что Антон пришел, хромая, вслед за мной.

- Тебе нельзя таскать тяжести, - муж вырывает ведро из моих рук.

- Да я по чуть-чуть ношу, - успокаиваю его я. – Не полное. Это не тяжело…

Антон не слушает. Сам надевает ведро на специальный крючок и опускает по веревке в колодец.

Зачерпывает полное ведро.

- Как же ты?.. – начинаю я, но прикусываю язык.

Хмурый Антон упрямо хватает ведро и, стараясь не опираться на пораненную ногу, тащит воду к дому.

Поджимаю губы. У него же еще даже рана не до конца затянулась. Любое неловкое движение и швы разойдутся! Вот же упрямец…

Преодоление крыльца дается Антону с особым трудом, но он справляется. И вот, когда до кухни остается уже каких-то пару метров, я вижу, как муж в коридоре все-таки теряет равновесие и падает.

Зажмуриваюсь в ужасе. Только не это.

Слышу стук ведра об пол и всплеск, разливающейся воды.

Беру