- Сучье вымя… Димыч, если он коньки отбросит, я не при делах!

- Не при делах, не при делах, - кивает дядя Дима, хватая меня за плечо. – Ну-ка, Лиза пойдем, нечего тебе тут сидеть смотреть.

- Но как же… - сопротивляюсь я, сбрасывая с плеча мужскую ладонь. – Нет, я хочу быть рядом!

- Лиза, иди давай! – рычит Антон. – Дай хоть матом спокойно поорать!

Недовольно поджимаю губы, и ухожу из комнаты вслед за дядей Димой.

- Вот, - мужчина ведет меня на кухню и усаживает за стол, на котором стоит котелок с испорченным обедом. – Посиди пока тут, поняла?

23

Я сижу на кухне, закусив край ладони, и слушаю крики Антона, доносящиеся из-за стены. Мне так страшно, что я не могу даже плакать.

В груди начинает нехорошо ныть, и я сосредотачиваюсь на дыхании. Вдох, выдох и опять вдох.

Обычно это помогает мне избежать проблем с сердцем.

Вдох.

Крик Антона переходит в хрип.

Выдох.

Еще и внизу живота появилось неприятное напряжение. Он будто стал каменным.

Кладу ладонь ниже пупка, но она ледяная, и это неприятно.

Вдох. Выдох.

Врач рычит низким басом что-то нечленораздельно матерное.

В кухню заглядывает дядя Дима.

- Лиза, воды вскипяти! Не хочется от крови холодной водой отмываться…

Меня от его слов начинает трясти, но я пересиливаю слабость и набираю в котелок воды из ведра.

Ставлю на печку и подбрасываю дров.

Слышу, как хлопает входная дверь, и выглядываю посмотреть кто там.

Женщина возраста Надежды Константиновны с очень строгим взглядом, снимает с себя куртку, вешает ее на вешалку, а сверху на крючок надевает шапку.

Подхватывает с пола объемный пакет и, мазнув по мне безразличным взглядом, проходит в большую комнату.

Я иду следом. Плевать, что мне запретили. Я хочу знать, что там происходит, иначе сойду с ума.

- Верочка! – приветствует дядя Дима женщину. – Как мы тебе рады, не представляешь!

- Верунь, ну что принесла человеческих лекарств? Давай доставай скорее! – требует наш доктор.

- Вера Сергеевна! – женщина чопорно поджимает губы. – А вы, Даниил Иванович, хорошо подумали прежде чем в это криминальное дело лезть? Я вот уже жалею, что пришла.

- Вера Сергеевна, - с нажимом произносит дядя Дима, - ты давай потом жалеть будешь, а сейчас человека спасаем. Помогай, раз пришла!

Дядя Дима замечает меня, воровато заглядывающую в комнату из коридора.

- Верочка Сергеевна у нас медсестра, - объясняет он. – Мы ее очень ценим и любим за отзывчивость и человечность, правда Иваныч?

Иваныч кивает, роясь в пакете, принесенном женщиной.

- Если меня посадят, я вас всех сдам, - обещает Вера Сергеевна.

Доктор довольно гладит по стеклянному боку, какую-то ампулу.

- Ну все, мужик, повезло тебе, щас полегче станет, - радуется Даниил Иванович.

Он набирает жидкость из этой ампулы в шприц и вводит ее Антону в вену.

Муж лежит на диване практически без чувств, бледный как полотно. Слабо водит рассеяным взглядом по комнате.

Вряд ли он осознает, что происходит, и слышит обращенные к нему слова.

До боли закусываю губу, чтобы сдержать слезы.

- Чего ты с ним так долго возишься? – недовольно спрашивает Вера Сергеевна.

- Так там шить не только снаружи пришлось, - пожимает плечами Даниил Иванович. – Уже почти закончили.

Я намеренно не опускаю глаза на ногу Антона. Боюсь, что грохнусь в обморок и прибавлю работы медикам.

Смотрю на лицо мужа. Губы у него такие бледные, что кажется, будто их замазали чем-то белым. Глаза Антона закрываются, и весь он как-то обмякает.

- Он… - мой голос звучит выше, чем обычно, и ужасно дрожит, - сознание теряет…

- Ну наконец-то, - Даниил Иванович хлопает в ладоши, а затем интенсивно трет их друг об друга. – Продолжаем!

Он протирает руки какой-то салфеткой, а потом берет в руки большую иглу, уже измазанную кровью.

Меня все-таки ведет в сторону, и я изо всех сил вцепляюсь пальцами в дверной косяк.

- Брысь! – шикает дядя Дима, грозя мне кулаком.

Прячусь за стеной в коридоре. Прислоняюсь спиной к старым обоям и прикрываю глаза.

- Верочка Сергеевна, - ласково просит дядя Дима, – сходи глянь на Лизавету. Может, у тебя таблеточки для нее найдутся какие. Сердечница она у нас.

- Ну вы вообще нелюди! - возмущается женщина. – Не знаю, почему вы этого мужика бородатого в больницу не везете, и знать не хочу. Но оставлять без квалифицированной медицинской помощи беременную девушку – это просто бесчеловечно! Не ожидала от тебя, Дима.

Все-то она знает. Я ухмыляюсь про себя. Здесь все про всех всё знают.

Вот только Антон пока остается для них неизвестным бородатым мужиком.

- Со мной все хорошо, - подаю я голос из своего укрытия.

Звучит неубедительно. И я слышу, как Вера Сергеевна цокает языком.

Затем раздается стук ее сапожек, чеканящих уверенные шаги по полу, и я вижу перед собой хмурую женщину.

Складка между ее бровей так глубока, что я задаюсь вопросом, бывает ли эта женщина вообще в хорошем настроении.

- Сердечница, значит? – строго спрашивает она, оглядывая меня.

- Все в порядке, правда, - уверяю я, отлепляясь от стены.

Встаю ровно, демонстрируя, что помощь мне не требуется.

Но Вера Сергеевна не отстает. Она расспрашивает меня о диагнозе и лекарствах, которые я принимаю.

- Выпей таблетки, которые тебе обычно помогают. Чего ждешь, кризиса?

Я качаю головой.

- По дороге сюда у меня украли чемодан, - я вру уже практически на автомате. – Забыла про таблетки. Не купила. Да я и не пью их почти, чтобы действовали хорошо, когда действительно нужно будет.

- Вот молодёжь бестолковая! – сердится Вера Сергеевна. – Ну вот он тот самый случай, когда действительно нужно, а ты не готова… что за безответственность? Ты хоть понимаешь, что тебе скорее всего самой рожать нельзя?

- Понимаю…

Чувствую себя ребенком, которого отчитывают за плохое поведение.

- А ты знаешь, что в ближайшем роддоме нет хорошего реанимационного оборудования? И кардиологов там нет.

Я качаю головой.

- Ну теперь знаешь. Потрясающая безответственность, конечно. Тебе как раз и то, и другое может пригодиться. Так что, будь