Маленький, какой-то синий настолько, что даже казался фиолетовым, сын не вызывал в нём ничего, кроме недоумения и отвращения. А от перечисленных диагнозов и их вероятных последствий у Тимофея и вовсе случился полнейший ступор.

Их последующая беседа с Эммой, когда он всего лишь попытался заикнуться о том, что они просто могут уехать и начать вести вдалеке ото всех свою отдельную прекрасную жизнь, вызвала в любимой такую бурю негодования, что Соловков даже заподозрил у Эммы родильную горячку.

А его самого метало туда и обратно по эмоциям, каждая из которых была краше предыдущей. И всё из-за чёртовых старика и дряни Карины! Тим даже не представлял, что разбитые в пух и прах планы могут превратить его жизнь в штормовой океан, в котором он будет барахтаться, как беспомощная щепка.

И вот решение принято. Он достанет денег, вложит их в операции для Артёма, а пока будет готовиться к тому, чтобы всё же добраться до Карины и уничтожить эту сучку. И даже не для того, чтобы унаследовать богатство, что должно было по праву принадлежать ему и Эмме. А просто в слепом желании поквитаться за то, что она сделала за его спиной.

– Егор, чёрт бы тебя побрал, если ты не позвонишь мне до вечера, я тебя из-под земли достану! – рявкнул в трубку Соловков, когда в ответ на его попытку связаться с братом ему ответил равнодушный телефонный голос.

Тимофей прикрыл глаза, досчитал до трёх и вышел из машины. Как назло два самых крупных вложения средств, которые он совершил через Егора, чтобы в случае развода не делить их с никчёмной Кариной, они с братом на Тима переоформить не успели. Но это было сейчас не столь важно – Егору просто нужно было самому продать большой дом, что Соловков приобрёл для Эммы в качестве сюрприза, о котором она пока не знала, а потом отдать деньги Тиму для операции.

Он мог, конечно, вытащить эту сумму из бизнеса, но тогда придётся платить неустойки по контрактам, в которые он ввязался.

Дойдя до палаты Эммы, Соловков мысленно приказал себе ни единым взглядом и словом не показать, что он зол. Любимая не должна переживать из-за тех вопросов, которые он сам способен решить. С этим настроем он уже собрался войти к Эмме, когда услышал голоса, которые раздавались из палаты. Её – такой щебечущий, с нотками лёгкой хрипотцы. Очень знакомый и узнаваемый, ведь она так часто обращалась к нему, Тимофею, используя эти завлекающие нотки. И мужской, который принадлежал врачу, что вёл Эмму.

Эти двое флиртовали! Вернее, флиртовала Эмма, а доктор лишь отвечал на её вопросы и, кажется, судя по отдельно долетающим словам, осматривал её грудь.

– Что здесь происходит? – потребовал ответа Тим, входя в палату.

Картина его глазам предстала просто «прекрасная». Врач склонился над Эммой и ощупывал её грудь, а она положила руку поверх его ладони и что-то ему говорила, улыбаясь.

И вроде бы умом Соловков понимал, что это вполне себе заурядная процедура. Но то, как себя при этом вела любимая, вывело его из себя за мгновения.

– Ничего из того, чего не может происходить между врачом и пациентом! – отрезала Эмма, когда врач отстранился, а она опустила рубашку и запахнула полы халатика. – Или ты думаешь, что у нас тут кино для взрослых снимают?

Врач, извинившись, вышел, пообещав заглянуть позже, а Эмма продолжила говорить:

– Ты достал деньги? Они нужны срочно! Мы должны лететь за границу как можно скорее. Я всё выяснила и нашла лучшую клинику. Счёт в ней, конечно, гораздо больше, но нам нужно именно туда!

Тимофей едва не взвыл. К такому его жизнь точно не готовила. В своих мечтах о том, как они с Эммой будут строить счастливую богатую семью, в которой станут растить долгожданного наследника, всё было совсем не так.

Сын был крепким и здоровым. Дом – полная чаша, а состояние банковских счетов – запредельное. И рядом с ним его любимая. Красивая, изящная, воздушная…

И что же сейчас? Недочеловек, который у них родился – в реанимации. Денег нет, но вы держитесь. Да ещё и Эмма превратилась в женщину-истеричку, которая требовала то, чего ей Соловков прямо здесь и сейчас дать не мог.

– Пока не достал, но в процессе этого, – расплывчато соврал Тимофей, подходя ближе к любимой.

Под её лихорадочно блестевшими глазами залегли чёрные тени, а от былой красоты и породистости, которые так нравились Тиму раньше, не осталось и следа.

Но она всё ещё оставалась матерью его сына. И той женщиной, с которой он будет находиться рядом и дальше. По крайней мере, до момента, пока их жизнь не превратится в ад.

– Тимми, пожалуйста… Нам нужно что-то срочно делать! Продавай бизнес! Тряси Егора… Иди на любые шаги! Это наш ребёнок! Я не хочу, чтобы он остался инвалидом! – взмолилась она.

Тим присел на край постели, уставился взглядом в пол перед собой. Снова в его голове появились довольно низкопробные мыслишки. Эмма сейчас зависит только от него. При разводе с Асатиани или смерти старика она не получит ничего. Может, если поднажать и обрисовать перспективы она согласится на то, что они оставят здесь Артёма и просто уедут в свою беззаботную жизнь?

Соловков вздохнул и принял решение. Сейчас пусть пока всё будет так, как хочет Эмма. Егор отыщется и деньги на перелёт, операцию и всё необходимое, что должно этому сопутствовать, появятся. Однако если это не сработает – придётся быть с Эммой довольно жёстким.

– Я пойду на любые шаги, – соврал он ей, улыбнувшись настолько фальшиво, что этому позавидовали бы даже самые искусные подделки. – Не беспокойся, любимая.

Эмма кивнула и, откинувшись на подушки, прикрыла глаза. А Тим в очередной раз отметил про себя, насколько же сильно померкла не только её красота, но весь образ этой женщины в целом.

***

Я чувствовала себя едва ли не королевой, за которой по пятам следовали стражники, даже когда это был всего лишь путь от дома через сад к машине, припаркованной возле ворот.

Давиду становилось лишь хуже, от того, чтобы поехать в клинику под присмотр врачей он категорически отказывался. И я начинала опасаться, что дни Асатиани сочтены.

Об этом и планировала поговорить сегодня с Амиром, который позвонил мне и сообщил, что за мной заедут его люди, чтобы отвезти к нему в офис.

С Давидом мы об этом не говорили – заставлять старика нервничать я не хотела. Лгала ему,