Говорил таким ровным тоном, словно мы тут собрались обсудить список предстоящих бытовых дел и вопросов, а не то, что со мной едва не сотворил – подумать только! – мой муж.

– Узнав, что Соловков планирует это нападение, я решил его остановить, – продолжил Асатиани.

Затем взглянул на Дарью, что слушала его внимательно, но не без возмущения, которое уже стало загораться в глазах подруги.

– Мы можем поговорить с Кариной наедине? Тимофей… пока точно не сунется ни к ней, ни к вам, – сказал Амир, подпустив в голос мягких ноток, которые, впрочем, совсем не соответствовали его решительному виду.

Он словно бы говорил каждой клеточкой тела: мне не стоит перечить. Но Дашку было не так просто запугать. Она посмотрела на меня вопросительно и уточнила:

– Мы с Сергеем подождем снаружи? Или остаться рядом?

Я решила, что вот так вот просто соглашаться на то, что требовалось Амиру, не желаю, потому сделала вид, будто размышляю. Пусть не думает, что его указания, которые он пытается завуалировать под просьбы, станут исполняться по щелчку пальцев.

– Я думаю, что даже если мы с господином Асатиани будем обсуждать что-то важное без посторонних ушей, это не продлится долго.

Амир приподнял бровь, на его губах появилась чуть насмешливая улыбка. И хоть он успел поспешно её спрятать, она не укрылась от моего внимания.

– Хорошо, – кивнула Даша, поднимаясь. – Если что – зови.

Они с Сергеем ушли, а когда Асатиани присаживался напротив, мне в голову пришла мысль о том, что сотрудники этого кафе не торопятся нас дёргать. Вообще. Даже предложенного меню, и то не последовало. Словно все они знали – пока к нам лучше не соваться в принципе. И причина этого находилась прямо передо мною.

– Что у тебя? – сложив руки на груди, задала я вопрос, как только Амир устроился за столиком. – Нет, ты не подумай… Я тебе благодарна за то, что ты пришёл на выручку, и всё такое… Но разве моё исчезновение не играло бы тебе на руку?

Только теперь я, кажется, успела понять, в насколько опасном положении нахожусь. Тим будет действовать по принципу «Хорошая жена – мёртвая жена». Амир, как мне казалось, тоже сочтёт за благо, если я исчезну, ведь тогда управление всеми активами Давида повиснет в воздухе. Я и так толком не успела ни во что вникнуть, хоть и знала, что огромный бизнес Асатиани терпит одно бедствие за другим. Но если меня не станет, всё вообще пойдёт прахом, и может, хоть тогда Амир почувствует себя отомщённым.

– Я всё разузнал о том прошлом, о котором ты знаешь и так, Карина, – тихо ответил сын Давида, опустив голову. – Ты была права… точнее, отец был прав. Моя мама к нему не обращалась. Но то, что он сделал…

– Он разлучил вас с Алексом, но после очень сильно об этом пожалел! – тут же вступилась я за Давида.

Мы много говорили с ним об этом. Я была своего рода жилеткой, в которую Асатиани-старший пытался выплакать всю ту горечь, которая снедала старика. И я верила в то, что Давид очень сильно переживает о случившемся в прошлом.

– Даже если и так, – пожал плечами Амир, – сделанного уже не вернуть.

Он начал закрываться, и я ощутила вдруг усталость, которая легла на плечи, словно тонкое покрывало, которое впоследствии могло превратиться в бетонную плиту.

– Вот именно. Сделанного уже не вернуть. Но здесь и сейчас вы с твоим папой ещё можете попытаться всё наладить. Ему осталось недолго, Амир… Он угасает с каждым днём. Его держит на грани жизни лишь тот факт, что я ношу под сердцем детей Алекса. Но если ты будешь с ним рядом, это может стать спасением. Пусть временным, но всё же.

В глазах Амира снова мелькнуло что-то вроде предупреждения. Будто он безмолвно кричал мне: осторожно! Не заходи туда, куда тебе не стоит даже совать свой нос.

И я замолчала. Потому что мне действительно не хотелось всего этого. Если сидящий напротив невыносимый мужчина вбил себе что-то в голову, пусть…

– Я подумаю, – вдруг сказал он, И я не успела даже удивлённо приподнять брови, когда Амир продолжил: – Но сейчас не об этом. Я всё выяснил про твоего мужа, Карина. И теперь у меня к тебе имеется новое предложение.

Сделав паузу, Асатиани посмотрел на меня выжидательно, словно в его понимании я должна была тотчас едва ли не броситься ему на шею и согласиться на всё, что бы он ни озвучил.

– Снова будешь угрожать или предлагать денег? – хмыкнула я.

Амир помотал головой и, улыбнувшись, ответил:

– Нет, я предлагаю оставить Тимофея ни с чем. Вернуть тебе всё, что он украл, а после вообще развеять по ветру даже его мысли о возможном богатстве. И уже знаю, как это сделать, Карина.

***

Соловков рвал и метал, потому что не мог дозвониться до брата второй день. Ему были срочно нужны деньги, причём немаленькие. Результат ДНК, который они с Эммой сделали, показал, что тот крохотный комочек, который и человеком-то трудно было назвать, и который сейчас претерпевал все муки, видимо, взяв на себя какое-то наказание, родился от него. Тимофей был отцом ребёнка, которому Эмма решила дать имя Артём.

Ему оно решительно не нравилось, но он согласился. Потому что было, в сущности, плевать, как будет называться тот «плод любви», который, скорее всего, останется глубоко нездоровым человеком.

Как только он это выяснил, пришёл на разговор к Эмме. Их больше ничего не держало рядом со стариком Асатиани, от которого теперь проку, как от козла молока. И с сучкой-Кариной, которую хотелось прибить. И он бы это с удовольствием сделал, если бы не ввязавшийся во всё сын Давида, который вылез из ниоткуда и испортил ему все планы.

Но сейчас лютая злоба, которая рождалась в душе каждый раз, когда думал о жене, немного поутихла. Потому что Эмма поставила ему условие: или он ищет средства и оплачивает дорогостоящие операции, которые предстояли их сыну. Или проваливает к чертям и больше о них с Артёмом не вспоминает.

А ведь в его голове всё так хорошо складывалось! Он бы забрал Эмму домой, а этого младенца они оставили бы здесь, написав отказ. Потому что при взгляде на него у Соловкова в голове словно рычажок переключился.

Он так крепко поверил в то, что сможет принять малыша и полюбить, даже если бы тот был сыном Асатиани, что когда его всё же пустили в реанимацию, где он увидел ребёнка,