— А потом что? Ну… — усмехаюсь. Возможно, пока я проверяла математику, то уснула. И сейчас мой измотанный мозг выдаёт такой нелепый сон, дурацкий и неправдоподобный. Но я действительно щипаю себя, ощущаю боль в руке и понимаю, что это не сон, — Когда пройдёт месяц, второй… Что ты им скажешь?

— Тогда мы примем решение. С тобой вдвоём.

Я хочу ответить ему, что почему же тогда он сейчас решение принял без меня? Почему, когда почувствовал, что ему плохо со мной, как с женщиной, не пришёл и не сказал об этом сразу?

Почему играл роль порядочного семьянина, когда сам искал любовь на стороне…

Ох, чёрт! Я думала, что ничто не выбивает из равновесия, как дети.

Увы. Я ошибалась.

Сейчас меня просто выбило из всех жизненных систем.

Я оборачиваюсь, чтобы задать ещё один вопрос, но мне мешают это сделать.

— Папуля! Папочка!

Полина выбегает и виснет на отце, как обезьянка.

— Привет, крошка! Мама говорит, что у тебя очередной бой с математикой?

— Я хочу быть блогером, пап. Математика мне не нужна.

— Ты можешь стать математическим блогером, — шутит он, словно несколько минут назад не вынес приговор нашей семье.

Они заходят в дом, а я остаюсь на улице. Одна.

И по ощущению, что сейчас я совсем одна в этом мире.

С трудом нахожу в себе силы на искусственную улыбку, чтобы дети ничего не заметили. Кормлю семью, мужу подаю тарелку с курицей и картофельным пюре, как примерная и любящая супруга, у которой внутри все проводки обрываются.

Полина засыпает быстро, у неё режим. С парнями тяжелее… Но всё же, после нескольких окриков они расходятся по углам и засыпают.

Я даю себе время… Отмашку. Долго прихожу в себя в душе, ловя губами капли воды. Потом делаю разные маски для лица, крема, пилинги.

Когда выхожу из ванной комнаты, Паша лежит на своей половине кровати, читая что-то на планшете. Бросает в мою сторону взгляд, когда я беру в руки подушку и одеяло.

— Ты куда?

— Очевидно, что я не стану с тобой спать рядом.

— Почему?

Он сейчас серьёзно?

— Потому что ты… спишь с другой! Паша, ты в себе вообще? Хватит вести себя так, словно несколько часов назад ты не поставил крест на всём, что мы строили эти семнадцать лет.

— Не кричи! Дети спят.

— Ты вспомнил о детях? Надо же… А что ж ты про них не вспомнил, когда искал удовольствие на стороне? Боже… Какой же абсурд.

Он буравит меня тяжёлым взглядом, словно выжигает дыру у меня в груди.

— Ты останешься спать здесь, Лиза. Потому что я не хочу, чтобы у наших детей возникли вопросы раньше времени. Или я что-то неясно говорю?

Глава 3. Лиза

Мне кажется, что между нами сейчас начнётся настоящая потасовка, потому что я закипаю за секунду после его слов.

Он говорит со мной так, словно имеет право приказывать. Словно я игрушка в руках умелого кукловода.

Тяну одеяло на себя резко, как раз в тот момент, когда он разжимает ладони. Из-за толчка лечу вниз, ударяясь головой об угол рядом стоящей тумбы.

Ударяюсь не просто до шишки, а до приличного ушиба в височной доле, откуда тут же капает струйка крови.

Паша вскакивает, откидывая планшет в сторону, подбегает ко мне, помогая встать.

— Господи, Лиза! — вертит мою голову в разные стороны. — Что ты устроила? У тебя кровь хлещет.

— Я устроила?

От обиды голос даёт слабину, выдавая меня с потрохами.

— Ты бы просто знал, как я тебя сейчас ненавижу, Паша… — меня трясёт, — я даже смотреть на тебя не могу. Он устал, видите ли… от семейной жизни. А я что, самая счастливая на свете? Хожу и каждый день улыбаюсь, да?

— Вот именно поэтому я и предложил разойтись!

Он рявкает, а после всё же берёт себя в руки, медленно выпуская воздух через рот.

— Прими же ты, мы как соседи с тобой. Между нами только дети. И всё. Разве это семейная жизнь?

— Многие так живут, Паш. Да и что нам мешало наладить интимную часть? Ты же не жаловался, откуда мне было знать, что тебе мало? Как я вообще могла залезть к тебе в голову и прочитать мысли?

— Я сам… — он осекается, даёт себе передышку, — я сам недавно только понял, что у меня… — снова делает паузу, и каждая такая заминка как взмах палача перед казнью, — что у меня чувства к другой.

И занавес.

Резко скидываю его руки, по телу бежит дрожь, холодно так, что я трясусь.

— Возьми одеяло и уходи спать в гостиную.

Говорю не своим голосом. И кажется, он по одному моему тону понимает, что это не обсуждается.

Что это приговор. Нам.

Паша молча забирает спальные принадлежности, останавливается лишь на секунду в дверях, бросив мне, что рану надо обработать. Будто я и без него не в курсе.

Перед зеркалом я вижу ту версию себя, с которой раньше не встречалась. Глаза бешеные от злости, щёки красные, а зрачок расширен. Губы же, наоборот, плотно сжаты.

На белой ткани ночнушки алое пятно крови. Я смачиваю ватный диск в прохладной воде, стираю следы и прикладываю его к ушибленному месту.

В голове повторяется его фраза про чувства к другой. Как заезженная пластинка ездит по мозгам.

Даже не помню, как останавливаю кровь, как ложусь спать. Да и сплю ли я вообще? Сон прерывистый и беспокойный.

Утром вскакиваю довольно рано, но уже слышу мальчиков, которые собираются в школу.

Словно по инерции иду будить Полину. Она, конечно же, хнычет, что не хочет в школу. И я честно не хотела быть бешеной собакой, но срываюсь.

Прикрикиваю на неё, в ту же минуту себя коря. Ведь дочь ни в чём не виновата. Это я не в силах справиться с эмоциями.

Полина обиженно дует губы.

Внизу никого нет. Даже следа на диване, указывающего на то, что Паша спал здесь. Внутри щемит.

Уехал ночью? Или не спал вовсе?

Детям пока ничего не говорю. Да если бы я знала, что вообще говорить.

Они интересуются о моём синяке, я придумываю небылицу о том, что поскользнулась в ванной на кафеле