А Митька… Просто приятель, с детства то на конюшне у отца, то в садах помогали родителям. Проказничали вместе бывало, просто дружили. У них с Дашкой Родниной любовь. Давно, со школы ещё. Она ждёт его из города. Вот и пускай женятся. Перед Митяем моя совесть чиста.

— Ох, Кать, не знаю… — мама удручённо качает головой. — Наделала ты делов. Перед людьми стыдно. Отца в станице уважают. Как теперь людям в глаза смотреть? Что говорить будут?

Да уж… Сплетни, сплетни… Потрепаться у нас в станице любят. А уж промыть косточки нашей семье — главное развлечение для кумушек. А тут такая ошеломляющая новость дочка Ширяя в подоле принесла! И двадцать первый век, и прогресс, и интернет с инстаграм на дворе, а самые интересные события носят из дома в дом и смакуют, как в позапрошлом веке.

А мать с отцом? Современные же люди! Умные, образованные. Ну какое им дело до сплетен? Плюнуть и перешагнуть. И даже кто и посмеет им в лицо сказать, могут оборвать так, что мало не покажется. Но всё равно сплетен и разговоров бояться так, что готовы от родной дочери отречься.

— Ничего не будут. — стискиваю в кулачках ткань платья. — Не покажусь больше в станице. А если вам так стыдно за меня — скажите, что нет у вас больше дочери. Умерла.

Мать ахает.

— Вот дурочка-то! Разве можно такое на себя беременную наговаривать! Тьфу-тьфу.

Я была неправа. Моя семья не отказалась от меня. Напрасно я боялась этого. Домой в станицу я и правда первый раз приехала, когда Машульке было почти два года. До этого никто не звал, отец не давал добро, а мама, без его слова, не решалась.

Но одну меня не оставляли. Мама, братья с жёнами, приезжали постоянно. Везли продукты, необходимые вещи, деньги.

Из роддома нас с Машей забирал мой старший брат Паша, а в квартире к нашему с дочкой возвращению его жена Анюта накрыла праздничный стол. Помогла мне первый раз искупать дочку, научила тысячам бытовых мелочей, о которых не рассказывают на курсах для будущих мам.

И все всегда были на связи. Можно было в любой момент позвонить и спросить совета. С няней опять же помогли, дав возможность доучиться.

— Нормально жила, Саш. Мне семья помогала. Одну не бросили.

— Осуждали? — в Сашином голосе чувствовалось напряжение. — Родственники у тебя старой закалки.

— Всё в прошлом. — невесело улыбнулась я.

— Значит, досталось тебе от них. — тяжелая рука в защитном жесте покрепче прижала меня к твёрдой груди. Помнил Саша моих братьев и отца.

С улыбкой потёрлась щекой о гладкую, тёплую кожу.

— Ерунда всё это. Знаешь, как они все Машу любят! Папа ей даже пони живого купил.

— Пиздец мне. — невнятно буркнул в мою макушку. — Ещё одна лихая казачка у меня будет. Придётся ружьё покупать — залётных женихов отстреливать.

— Кстати! — встрепенулась, вспомнив, о чём весь вечер хотела спросить Сашу. — Как там Анечка? С кем осталась?

Широкая Сашина грудь затряслась в беззвучном смехе.

— Ты не поверишь, Кать, но вчера ночью вернулся муж соседки, Аничкин отец. Это было феерично!

Я приподнялась на локте и заглянула в Сашино лицо. Он, прикрыв ладонью глаза, откровенно ржал.

— Что? — ткнула кулачком в бок. — Рассказывай давай!

Глава 17

Я боялся. Взрослый, здоровый лоб трусил до дрожи в руках и перехватывающего дыхания. И не батю Катиного, крутого и крепкого мужика, не братьев-акробатов её. Встречи с маленькой девочкой. С дочкой.

Машенька, Мария. Я и рассмотреть её в прошлый раз не смог. Только потом на фотографиях и видео, которые показывала мне Катя. Многие теперь есть у меня в телефоне. Я часами рассматривал их в свободное время.

Тоненькие ножки, ручки-прутики. Хрупкая малышка с косичками. Похожа на Катю, просто вылитая, только глаза мои.

Теперь переживаю — примет ли Маша меня горе-папашу? Даст ли обнять себя, или спрячется за защитниками?

Купил для неё куклу в подарок. Самую большую, что была в магазине игрушек. Катя только языком цокнула и посмеялась. Хотел ещё медведя взять в пару, но медовая моя отговорила. Сказала, что есть уже у Маши штук пять.

Метался по отделу игрушек, как деревенский дурачок на ярмарке. Вылупив глаза и совершенно не понимая, что мне нужно. Продавцы совали каких-то писающих-какающих пупсов. Таких реалистичных, что даже мне от них становилось не по себе. Рисковать детской психикой не решился. Купил самую обычную. Красивую, кудрявую, в праздничном платье.

— Волнуешься? — сочувственно улыбнулась, сидящая на пассажирском месте, Катя. Всё будет хорошо, Саш. Не съедят тебя мои.

Чёрт, это так заметно? Постучал по рулю пальцами и расслабил напряжённые плечи. Вот встречи с братьями её и отцом я совсем не боялся, даже не парился. А с Машей…

— Соседи вчера заходили. — перевёл тему. Стрельнул взглядом на сидящую рядом Катю, покусывающую губу. Тоже волнуется, хотя пытается не подавать вида. Привет тебе передавали и спасибо.

— Как они? — встрепенулась Катя. — Как Таня и Анечка?

— Нормально. — с трудом подавил смех. До сих пор ржач разбирал, как вспоминал лицо соседа, когда он ночью из командировки вернулся и застал меня в своей квартире. — Посмеялись, вспомнив с Женькой наше знакомство. Ну и рожа у него была! Букет из рук выронил, ещё секунда и прямо в прихожей кинулся бы на меня с кулаками. Спасибо, Анечка у меня на руках была, я её кормил как раз.

— Представляю картину. — тихо посмеивалась Катя. — Вернулся парень ночью домой из долгой командировки, а там чужой мужик трениках по квартире ходит.

Наш смех немного разрядил обстановку в машине.

За окнами мелькали поля и лесопосадки. Огромные ветряки, похожие на инопланетные, космические корабли, медленно крутили лопастями, создавая сюрреалистическую картину захвата земли грозными пришельцами из космоса. Нещадно припекало солнце, и зыбкое марево дрожало над раскалённым асфальтом дорожного полотна. Горячий воздух обдувал салон автомобиля, ласково трогая Катины волосы, собранные в высокий хвост.

Украдкой любовался ею. Красивая! Кожа нежная, гладкая как шёлк, чуть тронутая летним загаром. Лёгкий румянец на щеках. Губы икусанные, алые. Брови соболиные вразлёт. Казачка моя!

— На самом деле, я им тоже благодарен. Не случись эта беда с Таней, мы с тобой ещё долго могли не встретиться.

— Ты не стал бы искать меня? — снова закусила губу и горько улыбнулась. В глазах вопрос, тревога, граничащая с болью.

— Искал бы. Просто, не