По всем меркам «война против наркотиков» всегда оборачивалась для нас многократными и полными поражениями. Берусь утверждать, что так происходит из-за того, что тыканье пальцем и насилие ничуть не утоляют стремления сбежать от боли, наполняющей наше существование; если такие меры что-то и меняют, то к худшему. В 1917 году Конгресс принял закон, в итоге ставший 18-й поправкой к Конституции США, запрещавшей «производство, продажу, перевозку и импорт» алкоголя. Одним из самых стойких эффектов этого запрета стал рост нелегального производства, продажи, перевозки алкоголя, и хотя в этот период количество пьющих американцев действительно уменьшилось, пьяницы стали пить больше. Поправка была отменена в 1933 году и стала общепризнанным тотальным провалом. Примерно в то же время мексиканских эмигрантов пытались выставить козлами отпущения из-за высокой безработицы среди белых, и поскольку мексиканцы также привезли в США обычай «развлекательного» курения марихуаны, был принят закон о налоге на марихуану – ксенофобская экономическая инициатива, едва ли имевшая какое-то отношение к здоровью. Как и последующие антинаркотические законы, принимавшиеся в США, этот почти не имел научной основы, которая бы оценивала какой-либо вред. К концу XX века, несмотря на обширную регуляцию и суровые наказания, наркомания бушевала.

Истина такова, что люди вроде меня, склонные к злоупотреблению наркотиками, относительно невосприимчивы к любому внешнему давлению и в том числе наказанию. Кроме того, такие, как мы, чаще игнорируют общепринятые нормы, а то и ополчаются против них. Когда я взрослела, первая леди США, Нэнси Рейган, запустила мотивационную кампанию под лозунгом «Просто скажи нет». Я часто думаю, что кампания могла бы пойти лучше, если бы Рейган пропагандировала «а вы попробуйте», поскольку многие зависимые и, конечно же, я обычно слушают, что им говорят, – и поступают прямо наоборот.

Усилия, направленные на перекрытие потоков, лишь подогревают усердие тех, кто стремится удовлетворить собственные или чужие потребности в наркотиках, – подобно тому, как часто толстеют те, кто сидит на диете. Причем этот спрос во многих отношениях является неотъемлемой частью человеческой природы. Попытки избавиться от стремления к кайфу, такого же древнего, повсеместного и глубокого с неврологической точки зрения, так же бесплодны, как стремление искоренить в нас тягу к творчеству и исследованиям.

Альтернативные идеи

Большинство наркоманов погибают в результате своего безумного поведения, попутно сея хаос вокруг себя. Но давайте будем честны: успешная история моего восстановления отнюдь не исключительна; счастливой и успешной жизнью живут миллионы людей, когда-то пребывавших в таком же бедственном положении, что и я, а то и похуже, и миллионы этих историй указывают путь, основанный на свободе, а не на контроле. Хотя многие, как и я, начинают пытаться выкарабкаться, лишь когда никаких иных вариантов не остается, окончательное восстановление – это процесс раскрепощения, а не ограничения.

Я на собственном опыте знаю, какое отчаяние растет внутри, когда наркотики присваивают себе право выбирать за тебя: с кем ты будешь и что ты станешь делать. В этом мрачном однообразном карцере побывал каждый наркоман, и хотя индивидуальная периодичность варьируется, наркомания лишает нас самого ценного блага – свободы выбора. Вот почему я не против наркотиков и их использования, но решительно против зависимости: она лишает нас нашей драгоценной свободы. Именно поэтому гораздо целесообразнее лечить зависимость, налагая неотменяемые или почти неотменяемые ограничения на доступный круг вариантов для выбора, чем прививать сострадание методом телесных наказаний. Как одно подпитывает другое?

Точно как дети нуждаются в крупицах самостоятельности, чтобы изучить, что такое границы, человека, вставшего на путь восстановления, нельзя сразу доверить самому себе. Однако при наличии социальной поддержки, круга привлекательных альтернатив и, возможно, кратковременных медицинских вмешательств можно научиться предпочитать жизнь – несмотря на ее очевидное несовершенство – смерти. В конечном итоге именно такая свобода – противоядие от зависимости. Если мне доводится слышать, как очистившиеся люди говорят, что наркомания – уже не вариант, меня корежит. Нет, это как раз вариант. И в этом вся суть.

Итак, что могло бы послужить идеальным лекарством? Во-первых – вещество, которое удобно принимать и которое избавило бы человека от синдрома отмены и жажды, устранив биологическую необходимость скорого рецидива. Это важно, поскольку большинство наркоманов, принимающих вещества ежедневно, не могут перенести первые несколько часов ломки, не свалившись в неутолимый гон. Причем эту часть панацеи можно считать легкой: описанный эффект достигается при помощи субоксона/бупренорфина для тех, кто сидит на опиатах, шантикса/варениклина для курильщиков, бензодиазепинов для алкоголиков, но в последнем случае эффект слабее, поскольку алкоголь – такой универсальный наркотик. Во всех этих случаях лечение эффективно лишь в сочетании с медленным снижением дозы и надлежащей социальной поддержкой (как в обществах анонимных алкоголиков или анонимных наркоманов, где поддержка может оказываться на протяжении всей жизни). Поскольку те, кто сидит на стимуляторах, обычно не испытывают жажды наркотика в первые несколько дней после загула, кажется, что они должны излечиваться без особых проблем. Однако, как показывает опыт, в их случае с неотложной терапии все только начинается, и именно здесь возникает соблазн выбрать при лечении путь наименьшего сопротивления. Постоянный прием лекарств, глубокое вмешательство в работу мозга, антитела, религиозные догмы или общинные вердикты в долгосрочной перспективе, скорее всего, окажутся контрпродуктивными. Принцип, которого не хватает всем этим формулировкам, – предоставить каждому возможность свободно искать путь к осмысленной жизни.

Скрытые лифты

Из-за совместного использования игл я подхватила в 1980-е гепатит C. Хотя хорошего в этом было мало, я поняла: мне еще повезло, что это не ВИЧ, передающийся точно таким же образом. Я прожила с этой болезнью более тридцати лет, прежде чем мне стал помогать, казалось бы, тривиальный, но дорогой курс лечения: восемьдесят четыре таблетки, принимать раз в день. Я с трепетом сообщаю, что после такого лечения мне удалось полностью избавиться от этого вируса. С другой стороны, продержавшись чистой и трезвой на протяжении более чем тридцати лет, я не смогла полностью «стереть» мою зависимость. Я научилась держать безопасную дистанцию от моей болезни, но ни минуты не считала, что излечилась. Естественно, единственный способ доказать, что