Из глубины памяти Улисса, словно сквозь толщу льда, всплыл образ Маргарет… залитая золотым светом оранжереи, ее смех, звенящий каплями на стеклах. В тот же миг его мертвая рука будто наполнилась свинцом — пальцы непроизвольно сжались. Он резко отстранился.

— Руби... Я... Его голос звучал хрипло. — Если я позволю себе это... если отвлекусь... А больше некому...

Руби замерла. Её губы дрогнули, и внезапно в глазах — всегда таких насмешливых — появилась странная мягкость. Она медленно провела пальцами по его щеке, ощущая под подушечками шероховатость небритой кожи и холод странных металлических прожилок.

— Ах, дурачок... — прошептала она, и в голосе не было обычной язвительности, только тёплая, почти материнская нежность.

Её дыхание смешалось с его — пар от их губ сплёлся в воздухе, образуя мимолётный узор. На миг показалось, что сейчас она расплачется или рассмеётся — но вместо этого Руби лишь прижалась губами к его рту, лёгкий, почти невесомый поцелуй, в котором было больше печали, чем страсти.

Улисс не оттолкнул ее, но и не ответил…

Руби легко вскочила на ноги.

Беззаботно рассмеялась. — Ну, спи. Завтра опять тащить задницы через сугробы.

По пути она нарочно пнула сапогом спящего на посту деревенского.

— Просыпайся! У тебя кто-то наливку украл!

Мужик беспомощно заморгал, оглядываясь:

— Ч-что? Кто?..

Но Руби уже скрылась в тени колонн, оставив после себя лишь легкий звонкий смех.

А за высокими окнами Дома совершенных первые лучи солнца уже золотили горизонт, растапливая ночные тени.

Глава 30. Последние объятия

Утро началось не с рассвета, а с запаха гари.

Руби первой вскинула голову, её ноздри дрогнули, уловив едкий привкус машинного масла в воздухе. Она резко поднялась, скинув с себя одеяло, и подошла к заиндевевшему витражу. Сквозь потрескавшееся стекло, между чёрных елей, вдалеке ползла густая чёрная струя дыма.

— Просыпайтесь! — её голос, обычно насмешливый, теперь резал воздух, как лезвие.

Люди зашевелились, дети завозились под грубыми одеялами. Брант первым вскочил на ноги, схватив топор.

— Что случилось?

— Дым. — коротко бросила Руби, уже набивая патроны в револьвер. — Не наш.

Лоренц, протирая запотевшие очки, вышел на крыльцо и замер. Его круглые глаза, мгновенно вычислили расстояние и направление.

— Идём в депо. — прохрипел он. — Там ещё должны быть составы.

— Давно сгнило всё! — крикнул кто-то из деревенских. — Надо вернуться к рекам и плыть!

— Реки... — Лоренц повернулся, его голос был твёрдым. — Вода теплая только вблизи городов. Дальше — лёд. Уйдем на поезде.

— Если он ещё на ходу. — проворчал Брант, но уже кивнул.

Люди зашевелились, начали собирать вещи. Ян, бледный, но решительный, тащил мешки с провизией. Лира помогала матери туго завязывать узлы на одеялах.

Улисс стоял в стороне, закутавшись в плащ, его глаза были устремлены в туман, где клубился дым.

Туман висел над лесом, как грязная марля, пропитанная гарью. Перегруженный краулер пыхтел на старте, выпуская клубы пара в морозный воздух. Люди торопливо грузились, перебрасываясь короткими, отрывистыми фразами.

Поодаль от всеобщей суеты, стояла бледная женщина. Она прижимала к груди горящего ребенка. Девочка бредила, ее прерывистое дыхание хрипело, словно в легких застряли ржавые гвозди. Руби наблюдала, как женщина бессильно гладит влажный лоб дочери — этот жест напоминал ей что-то давно забытое. Ребёнок бредил.

— Весь горит, — шёпотом сказала одна из женщин, касаясь лба ребенка.

Марта склонилась над ребёнком, её пальцы разминали пучок сушёных трав.

— Шалфей и чабрец, — бормотала она, заваривая крутой отвар. — Снимет воспаление...

— Чушь! — Лоренц резко развернулся от осмотра краулера. — Нужны антибиотики, а не твои бабкины припарки!

— Так дай быстрей! — зашипела Марта.

Лоренц сжал кулаки.

— Я точно грузил ящик с медикаментами... — пробормотал он, окидывая взглядом мешки. — Наверно что-то высыпалось, когда толкали чертову машину!

Женщины переглянулись. В их глазах читалось одно: "Она не выдержит дороги".

Руби слушала из тени, её губы растянулись нервозной в ухмылке. Пальцы нервно перебирали рукоять кинжала.

— Мисс Картер! — Ян протиснулся к ней сквозь толпу. — Мы отправляемся через пять минут. Вы...

Она резко развернулась и исчезла между деревьев, даже не оглянувшись.

Ян застыл с открытым ртом.

— Не переживай, — раздался механический голос за его спиной.

— Если она решила уйти, то её не остановить. — Гефест стоял, скрестив руки, его жёлтые линзы мерцали в полутьме. — Она сможет о себе позаботиться.

Ян хотел что-то возразить, но в этот момент Лоренц рявкнул:

— По машинам!

Краулер дёрнулся, заскрипел, и колонна тронулась.

Они вышли к депо уже затемно.

Огромное, как спящая медведица, оно чернело на фоне заката — ржавые стены, провалившаяся крыша, рельсы в снегу. Внутри царила гробовая тишина, нарушаемая лишь скрипом расшатанных ветром дверей.

— Вот они! Два трансконтинентальных Мамонта. — пробормотал Лоренц, вглядываясь в полумрак.

Первый лежал на боку, словно подстреленный. Его котёл был разорван, будто что-то огромное вырвалось изнутри.

Второй стоял на рельсах, покрытый слоем инея и паутиной трещин на стёклах кабины.

— Этот ещё дышит, — постучал костяшками по броне Брант.

— Дышит — не значит побежит, — Марта скривила губы, окидывая локомотив скептическим взглядом. — Рельсы-то по колено в снегу. И куда вы на этом уроде собрались?

— Чиним! — не глядя на неё, бросил Лоренц и обернулся к остальным. — Он на отходах неделю проработает, если надо. А снег… — Старик пнул сапогом плотный наст. — Паровая машина — не нежная барышня. Она путь себе пробьёт. Первые метры —тяжело… потом разгонимся.

Лира первой вскарабкалась на тендер и стряхнула слой грязной наледи.

— Угля нет! — крикнула она, и её голос эхом разнёсся под сводами депо.

— Значит, таскать будем из депо, — отрезал Лоренц, уже срывая с петель дверь в угольный бункер. — Вон его, под гнилой кровлей, ещё на полтопки хватит.

Гефест нашел Улисса стоящим у задней стенки, его плащ колыхался на холодном ветру.

— Они близко, — сказал он, не оборачиваясь.

На западе, за лесом, небо окрашивалось в грязно-оранжевый отблеск.

Дым.

Не костра.

Не пожара.

— Сколько у нас времени? — спросил Гефест

— До рассвета, — ответил Улисс. — Если повезёт.

— Ты специально пошел сюда, чтобы привести Железноликих?

Улисс медленно повернулся к нему. В его глазах не было раскаяния, лишь ледяная уверенность безумия.

— Они получили сладкую приманку. Они идут за мной, Гефест. Я веду их прочь от города, в ловушку этих лесов. А потом... потом я …

— Ты обезумил! — голос Гефеста дрогнул, словно шестерни внутри него вдруг заклинило.

Улисс медленно покачал головой.

— Когда я создам машину я всё верну. Я вижу… обрывки. Тени. Возможности.

— Это просто догадки! — Гефест сжал кулаки так, что металл заскрипел.

— Нет! — Улисс поднял свою мертвенно черную руку. — Таково грядущее — шестерни уже повернулись

Улисс перешел на шепот.

Гефест молчал.

— Ты думаешь, я злодей? — Улисс вдруг улыбнулся. — Может быть.

Ветер завыл, забираясь под своды депо.

— Наконец-то я на что-то годен, да? — Улисс укутался в плащ, и его плечи затряслись от беззвучных рыданий.

Гефест смотрел на него.

Впервые он почувствовал нечто, похожее на жалость.

В бывшей каморке смотрителя развели огонь. Возле него больной, ребёнок метался в бреду. Лицо девочки было багровым, губы — потрескавшимися. Мать, худая и измождённая, пыталась прижимать её к груди, беззвучно шевеля губами в молитве.