Улисс не обернулся. Его голос прозвучал глухо, будто сквозь слой льда:

— Если всё так, как я видел… поверь, для тебя это лучший исход.

Руби фыркнула, но Улисс, не оборачиваясь, продолжил, его голос прозвучал отрешенно, будто он смотрел вглубь себя:

— Там были огонь и сталь... и они шли по следам. Но я видел и иное... старые рельсы, уводящие в глубь. Туда, где спит сила, способная остановить их. Мы не бежим слепо, Руби. Мы идём к месту, где у нас есть шанс.

Руби закатила глаза.

— Теперь ты подрабатываешь пророком?

Вопрос висел в воздухе, не требуя ответа. Она фыркнула и спрыгнула с краулера, растянувшись в грациозном прыжке.

— Мне надо отлить. — Её глаза сверкнули, когда она повернулась к Яну. — Дорогой, ты со мной?

Ян замер. Его лицо покрылось алыми пятнами, а пальцы судорожно сжали ремень рюкзака.

— Я… я…

— Ох, да расслабься! — Руби рассмеялась, махнув рукой. — Я шучу.

И, развернувшись, скрылась среди деревьев, оставив за собой лишь легкий шорох веток.

Ян стоял, словно вкопанный, пока Лоренц не толкнул его в спину.

— Не заглядывайся, парень. Она тебя сожрет.

Но Ян уже не слышал. Его взгляд все ещё цеплялся за темный проем между сосен, где исчезла ее тень.

Лес стоял черной стеной, затянутой колючим инеем. Воздух был густым от мороза — каждый выдох превращался в белое облако, оседающее на одежде ледяной пылью. Ветви деревьев скрипели под тяжестью снега, будто старинные корабли на мёртвых якорях.

Лицо Лоренца скрывал шерстяной шарф, из-под которого доносилось хриплое:

— Не останавливаться! Кто остановится — замерзнет.

Но «Лесной краулер», рыча и пыхтя, вдруг резко накренился. Колеса с шипами буксовали, зарываясь в рыхлую снежную кашу.

— Черт возьми! — Брант плюнул на снег и первым подошел к машине. — Давайте толкать!

Люди столпились у заднего борта, упираясь плечами в холодный металл. Но краулер даже не шелохнулся — только глубже провалился в снег.

— Да что за…!

— Может, разгрузить? — предложил кто-то. — Дальше будет ещё больше снега!

— Выкинуть припасы? — резко оборвала Марта, указывая на груду мешков с мукой и солониной. — Всё, что успели схватить, бросим здесь? Чтобы сдохнуть с голоду?

Начался ропот. Голоса становились все громче, злее.

— Может, кого-то оставим? — вдруг выкрикнул молодой парень. — Слабых...

Толпа взорвалась как пороховая бочка.

— Да ты что, сволочь! — завопила Марта, хватая за шиворот парня.

Брант в ярости ударил кулаком по обшивке краулера:

— Всех везем! Всех, понял?!

— А как?! — орал кто-то сзади. — Сами сдохнем тогда все!

Голоса слились в оглушительный гвалт. Кто-то толкнул соседа, кто-то схватился за нож. Казалось, вот-вот прольется кровь...

И вдруг из-за спин, словно материализовавшись из самой тьмы, вышел Гефест. Его металлический корпус был покрыт инеем, а желтые глаза горели ровным светом. Ни слова не говоря, он прошел сквозь толпу, сбрасывая мантию на ходу — люди расступались, как перед призраком.

Остановившись перед застрявшим краулером, Железноликий уперся металлическими руками в корпус. Шестерни в его суставах зажужжали, принимая на себя непосильную для людей тяжесть.

— Давай! — его механический крик прозвучал резко, как удар топора по льду.

Водитель дернул рычаг, колеса завертелись.

Двигатель краулера взревел болью. Шипящие клубы пара вырвались из выпускных клапанов, смешавшись с морозным воздухом. Колеса с шипами бешено закрутились, разбрасывая комья снега и мерзлой земли.

Суставы Гефеста скрипели под нечеловеческой нагрузкой, гидравлика в плечах застонала непривычно живым звуком.

— Гррр... — странный, почти животный рык вырвался из его глотки.

Сначала махина лишь качнулась, будто не решаясь сдаться. Потом — с жутким скрежетом — стальные шипы наконец зацепились за твердую почву.

Брант первым врезался плечом в борт, его лицо покраснело от напряжения — Поднажмем!

Остальные, ошарашенные, кинулись следом.

Краулер дрожал всем корпусом, поскрипывая соединениями. На мгновение показалось, что он снова застрянет...

Но Гефест взревел — и машина рванулась вперед, выскакивая из снежной ловушки.

«Лесной краулер» вырвался из снежного плена, его колеса снова схватили твердь.

Люди повалились в снег.

Брант, лежа на спине, неожиданно расхохотался.

Гефест стоял, остывая — пар валил от его перегретого корпуса, создавая призрачный ореол. Его желтые глаза медленно переводили взгляд с одного человека на другого.

Ну и силища у тебя, браток… — пробормотал кто-то.

— Молодец! — добавил другой, осторожно похлопав Железноликого по плечу.

Гефест не ответил. Только кивнул и пошел вперед, прокладывая дорогу.

А колонна двинулась за ним — уже не такая разрозненная, как прежде.

Вскоре сквозь частокол заиндевевших елей проступили призрачные очертания. Острые шпили вонзались в чугунное небо. Стены, сложенные из кирпича и стальных балок, почернели от времени.

— Дом совершенных... — прошептал Лоренц. Он поднял руку по старой привычке, но пальцы лишь сжали потрёпанный воротник.

Высокие своды были украшены витражами с геометрическими узорами, сквозь которые лился синеватый свет. Вдоль стен стояли медные фигуры мастеров с инструментами в руках.

— Тут жили те, кто верил в Силу Механизмов, — пояснил Лоренц, разводя огонь в центральном жаровне.

Люди расселись вокруг огня. Кто-то разбирал консервы, кто-то перевязывал раны. Дети, укутанные в одеяла, уже клевали носами, прислонившись к стенам.

Ян нашел в углу старый дневник с обгоревшими страницами.

— "Сегодня привели в гармонию новый двигатель. Если расчеты верны, он приблизит нас к Истинной Работе..." — прочитал он вслух.

— Брось, — буркнул Брант. — Старьё.

Но никто не ответил. Тепло и тишина усыпляли.

У костра царила тишина. Лоренц достал бутылку мутно-зеленого цвета.

— За упокой шестеренок. — хрипло сказал он, первым отхлебнув и передавая по кругу.

Бутылка обошла всех. Самогон горел в горле, как паяльник. Последний глоток Лоренц выплеснул в огонь.

Вспыхнуло синим.

— Теперь спи.. — пробормотала Марта, вытирая рот рукавом.

Ветер за окнами стих, как забытый механизм, оставшийся без мастера.

Тишина в Доме совершенных была особенной — не мертвой, а словно наполненной едва слышным гулом давно остановившихся машин. Большинство деревенских уже спали, укутавшись в походные одеяла, лишь огонь в жаровне потрескивал, отбрасывая дрожащие тени на стены с полустертыми фресками мастеров прошлого.

Руби присела рядом с Улиссом у высокого витража, сквозь который лился голубоватый лунный свет. Снежинки, кружась, прилипали к стеклу, создавая причудливые узоры.

— Голодный? — с хищной ухмылкой она достала из складок плаща вяленое мясо и плоскую флягу с наливкой. — Стащила тут у одного. Он проспит до утра — не догадается.

Улисс покачал головой, но Руби уже наливала в крышку-стаканчик:

— Не замерзать же совсем, аристократ.

Они сидели так некоторое время — она, жуя мясо и прихлебывая, он, глядя на звезды, видные сквозь разрывы в облаках.

— Знаешь, я в таких местах ночевала, когда была мелкой, — неожиданно сказала Руби, ее голос вдруг потерял привычную насмешливую нотку. — После того как родителей забрали инквизиторы. В старых амбарах, на чердаках... Однажды нашла брошенную часовню — там были такие красивые разбитые витражи...

Улисс повернулся к ней, удивленный. В голубом свете ее лицо казалось почти нежным, без обычной дерзости.

— Я не знал...

— А я и не рассказывала, — она хмыкнула, но в глазах мелькнуло что-то теплое.

Неожиданно для себя самого Улисс взял флягу и сделал большой глоток. Наливка обожгла горло, разливаясь теплом по груди.

Луна скользнула из-за облаков, осветив их лица, так близко склонившиеся друг к другу, что пар от дыхания смешивался в воздухе. Руби придвинулась ещё ближе, ее губы чуть дрогнули...