Добившись внимания Амари, тень зашевелилась и бросилась прочь.

Амари немедленно поспешила следом. Черный плащ мелькнул в конце улицы и исчез между домами, не обнажая носителя, но в душе Амари уже поселилась горячая убежденность, что она знала темную личность, жаждущую преследования неспроста. Ноги сами повели туда, где она надеялась застать того, кто скрывался во мраке Иристэда.

Взбираясь на башню старой ратуши, Амари то замирала от волнения, то продолжала путь. Она страшилась этой встречи до содрогания в кончиках пальцев и вместе с тем предвкушала вновь вспомнить об удовольствии любить всем сердцем того, кто ждал ее на вершине.

Башню окутал поток прохладного ветра – здесь свободней и легче дышалось, но от вида развевающегося широкого плаща дыхание перехватило вовсе. На парапете фасада, между каменных зубцов, сидел Лирой, согнув одну ногу в колене. И пускай его скрытое капюшоном лицо было повернуто в сторону вечернего города, перед мысленным взором Амари предстали и ясные плутовские глаза, и заразительная улыбка на чувственных губах, и выдающийся подбородок в небрежной щетине.

Девушка застыла перед темной фигурой, будучи не силах произнести ни слова.

– Ты вернулась, – приятный, немного с хрипотцой голос поднял внутри Амари волну сильного жара. – После того, как оставила меня одного.

Взгляд Лироя был неизменно устремлен в сумрачную даль, не подавая признаков желания встретиться с Амари.

– У меня не было выбора.

– И тем не менее ты здесь. Значит, выбор был.

– Я вернулась, чтобы предупредить, – торопливо заговорила девушка в тревоге. – Иристэд в опасности…

– Может, это не опасность, а спасение?

Амари неприязненно сузила глаза. Только теперь, отбросив навеянные долгой разлукой сантименты, она начала понимать, что Лирой перед ней – больше не улыбчивый, фривольный мужчина, с которым столкнула ее судьба. Он вампирский мерзавец – разочарованный в жизни, уничтоженный одиночеством.

Обозленный на весь мир и в том числе на нее, Амари.

– Лирой, которого я знаю, никогда бы так не сказал.

– Выходит, ты меня совсем не знаешь.

Услышанное задело чувства Амари. Она заставила Лироя усомниться в своей искренности, хотя лишь с ним могла быть искренней так, как никогда и ни с кем до этого. И теперь Амари не могла думать ни о чем, кроме как высказать все, что томилось на сердце, жаждущем стать услышанным.

– Ты ошибался, я не любила тебя тогда, в Ночь пламени. Но я никого в своей жизни не любила так, как тебя сейчас.

Впервые за этот нелегкий разговор их взгляды пересеклись. Из-под нависшего капюшона на Амари уставились суровые глаза, читающие ее насквозь. В них не было ни капли нежности, ни грамма доброты – лишь намерение уличить девушку во лжи.

Она стойко выдержала этот приступ недоверия, и Лирой соскочил с парапета. Он приблизился к Амари, позволив ей сбросить с него капюшон, коснуться волнистых прядей волос, колючего лица в щетине. Влюбленные вели себя осторожно, как незнакомцы. Будто постепенно узнавая друг друга, они оба стремились преодолеть возникшую между ними пропасть, убедиться в реальности происходящего и своих чувств.

Лирой почти невесомо провел пальцем вдоль пореза на щеке Амари, а затем накрыл ее губы своими в легком, ничего не обещающем поцелуе, но даже столь аккуратным касанием ему удалось одурманить ее. Сердце Амари заколотилось как бешенное в отупляющем возбуждении. Она прижала Лироя к себе крепким объятием, словно боялась, что, расцепив руки хоть на секунду, потеряет его навсегда, и ответила на поцелуй с пламенной любовью.

Амари ощутила, как Лирой дрогнул в ее руках и уже не мог больше себя сдерживать.

– Рехнуться можно, – выдохнул он напротив ее губ. – Я тебя ненавижу, – тяжело повторял он, прерывая поцелуй, – ненавижу тебя.

Он припал к шее Амари, обжигая горячим дыханием. Спустив ворот ее одежды ниже по плечу, поцеловал обнаженную кожу, линию ключиц. Амари произносила его имя шепотом, с придыханием. Каждое их соприкосновение возбуждало в ней дрожь нетерпения и жажду унять поднявшееся внутри пламя.

Она и не подозревала, как сильно истосковалась по наслаждению быть рядом с Лироем и наблюдать, как он теряет из-за нее самоконтроль, по ощущению тяжести его тела между ногами, по объятым лаской словам.

Но Лирой, казалось бы уже потерявший рассудок, вдруг отыскал в себе остатки выдержки и отстранился.

– Проведя эту ночь вместе, наутро мы проснемся врагами, – гортанным, почти демоническим голосом произнес он сквозь сбивчивое дыхание.

Но думать об этом Амари не могла, не желала. С протяжным стоном она впилась в губы Лироя жадным поцелуем и выдохнула одно-единственное:

– Замолчи.

Отбросив жизнь, что была у них за спиной, все, что происходило в действительности, они полновластно отдались слепой страсти. Вжав Амари в стену, Лирой исступленно обхватил ее, заставив податливо изогнуться навстречу, и начал раздевать, пока сама она яро сражалась с ремнями на его куртке и штанах. Избавившись от одежд, Лирой прижался к обнаженной груди девушки, и прикосновения ничем не стесненных тел стали поистине обжигающими.

– Скажи, что любишь меня, – хрипло процедил он, подхватив колено Амари.

– Люблю.

Он резко качнул бедрами вперед, отчего из груди Амари вырвался непроизвольный стон.

– Еще, – потребовал Лирой, усиливая напор.

– Я люблю тебя.

Он яростно притянул Амари еще ближе к себе, ускоряя темп, пока нарастающее наслаждение не захлестнуло их бурной волной.

Лежа на ворохе одежды под полотном плаща, утомленные и счастливые, они забылись в объятиях друг друга, обмениваясь короткими поцелуями. А между тем над городом уже нависла ночь, и мерцание рассыпанных алмазной крошкой звезд опустило на землю небывалый покой и чувство бесконечной умиротворенности, в котором Амари позволила себе растаять целиком и безотчетно.

Лирой задумчиво перебирал в пальцах ее волосы и негромко, обессиленно произнес:

– Переходи на мою сторону. Оберон обратит нас, мы будем править вечность.

Амари лениво втянула в себя воздух, разочарованная тем, как просто Лирой нарушил их тихое, отрешенное от ужасов внешнего мира единение.

– Кем мы будем править? Вы сожрете всех, дай вам такую власть.

Лирой уткнулся лицом в изгиб ее шеи и оставил на коже невесомый поцелуй.

– Нет, дева моя, никаких убийств. После захвата Иристэд станет небольшой колонией, где люди будут служить у ног хозяев, покоряясь каждому позыву нашей жажды от трапезы до трапезы. Мы берем свое, не более. Голод – естественная потребность, которая должна быть удовлетворена беспрепятственно.

– Долго пировать вам не позволят. Иристэд – часть большой империи, к тому же обратившая на себя взгляд