Тяжело дыша от рывка и волнения, Амари смотрела, как подле ног кровью истекало тело женщины, – лишь ее красота осталась теперь навечно волшебной. Изабель уставилась на Венону отстраненным, но не имевшим ничего общего с потрясением взглядом.

Амари поняла этот взгляд.

– Изабель…

Сначала Клайд, теперь Рю – потери сдавливали сердце Амари не меньше, чем сердце Изабель, которая взрослела вместе с братьями и обрела с ними дружеские, а если не умалять, то самые что ни на есть семейные узы. Девушки стояли в безмолвии, не зная, что друг другу сказать, как выразить весь ужас того, что Рю давно был разорван вампирами, не похоронен в земле должным образом, не оплакан.

Чем глубже Амари приходила к этому осознанию, тем все более душа наполнялась чем-то мерзким, грязным, горьким.

– Найди Лироя, – голос Изабель звучал твердо, вопреки ее скорбному чувству, – не дай ему открыть город.

Амари понимающе кивнула и без лишних слов покинула дворец. Защитить Иристэд – это все, что теперь она могла сделать для Рю.

* * *

В ту роковую ночь Рю умчался к Альвару в неугасимой решимости призвать его к ответу. Несясь через тьму, преодолевая густые заросли леса, Рю представлял, как вампир явится в заранее установленное время, чтобы зло поглумиться над наивностью Моретта. А такое стерпеть никак было нельзя. Предательство Альвара, разочарование в его дружелюбии отзывались внутри гневной досадой прежде всего на себя самого, на свою нестерпимую глупость.

Приближаясь к поляне, Рю все отчетливей рисовал себе облик Альвара посреди моря цветов, названия которых по-прежнему оставались неизвестными, – вампир усмехался перед мысленным взором гнусной улыбкой на надменном лице.

Но на месте ожидала совсем иная картина. Увидев ее, Рю застыл в замешательстве.

Под небом, усеянным звездами, в высокой траве, куда набегал ветер шелестящими волнами, в землю вросли неподвижные фигуры с белыми лицами. Тишина и умиротворение леса придавали затаенным немым силуэтам лишь большей жути и диссонировали с рожденным в душе беспокойством.

– Рю, уходи! – отчаянный возглас разнесся над лугом.

Альвар задергался в плену вампиров, один из которых выбросил сильный удар, заставляя Альвара молчать.

– А вот и Моретт собственной персоной, – протянул глубокий бархатный баритон, и навстречу Рю с угрожающей неспешностью вышел мужчина. Даже во мраке можно было заметить рыжий оттенок его собранных за спиною волос.

– Оставь его, Виктор, – голос Альвара звучал свирепым, но угасающим пламенем, настолько грозно, насколько позволяли силы, иссякнувшие в жестокой неволе. – Это приказ.

На что Виктор снисходительно окинул Альвара и скривил лицо, будто наблюдал самое омерзительное зрелище. В этом взгляде схлестнулись ненависть, презрение, брезгливость.

– Ты все еще не понял, что никто тебе больше не подчиняется, глупец?

И тут Рю наконец-таки начал соображать: Альвар непричастен к нашествию вампиров в Ночь пламени. Хоть он и утратил всю власть, но остался верен договору с Мореттом – преемником своего неприятеля.

И теперь договор висел над ними орудием палача, что вот-вот накажет обе стороны сделки за предательство своих народов.

– Чего вы от меня хотите? – Рю храбрился, оставаясь сердитым, насупленным, хотя у самого и затряслись поджилки.

– Можешь попытаться вымолить у нас шанс принять тебя на службу Оберону, ничтожество. Но от мысли объединиться с потомком наших вечных врагов мне становится тошно.

– Я никогда не преклоню колен перед кровососами.

После всех неверно принятых решений, бессонных ночей, позорного разоблачения Рю не мог больше позволить себе ошибиться. И полностью осознавая последствия, он не хватался за жизнь предателя, несчастно влюбленного мужчины, недостойного сына своего отца и самого худшего брата, каким приходится Лирою.

– Так я и думал.

Повелительным жестом Виктор разрешил вампирам не сдерживать голода. В небо поднялся истошный крик, и Рю испуганно заметил, как тело Альвара со всех сторон пронзили когти-кинжалы. Из глубины души поднялся пережитый в детстве страх, рано посеребривший волосы, – Рю оторопел. Руки, знающие все сами, потянулись обнажить меч для отражения атаки, но резкий наскок со спины застиг его врасплох и повалил на землю.

Вампиры кинулись отовсюду терзать Рю зубастыми пастями. Под тяжестью тел, под натиском вихря беспощадных когтей и клыков, что были сродни наточенным лезвиям, сознание необратимо погибало, унося Рю в избавительную черноту, призванную окончить нестерпимую боль.

А ведь Рю так и не успел раскаяться перед Лироем, поведать о страхах, мотивах, стремлениях. Он не вышел на путь примирения ни до Ночи пламени, ни после, и, пожалуй, умирая, счел бы это самым досадным, самым болезненным упущением, если бы не сходил с ума от агонии.

Рю Моретт покинул этот мир несчастным человеком, не добившись успехов ни на поприще любви, ни на поприще долга. Не прощенный семьей, не осуществивший сокровенных мечтаний.

Так и не догнавший свой ясный рассвет.

* * *

Впервые он увидел Лироя, будучи пятилетним мальчишкой. Укачиваемый в колыбели младенец глядел на Рю ясными глазами, не зная, что смотрит на старшего брата, но уже готовый отдать этому человеку всю любовь, на которую способно искреннее детское сердце. Рю был удивлен и заинтересован.

Он протянул малышу руку, и Лирой крепко-крепко обхватил брата за палец. В этом жесте значилось столько любопытства и в то же время безграничного доверия, что Рю не сдержал улыбки. Глаза Лироя, в которых танцевало солнце, засветились ответной радостью.

– Совсем маленький, – Рю обратился к матери, сидевшей рядом за вышивкой.

Несмотря на ее яркую красоту, во внимание куда острее бросался вечно печальный взгляд. Рю было всего пять лет, и в силу возраста он не мог увидеть за угасающим видом матери бремени, которым легла на ее плечи жизнь в угнетении. В нелюбви.

– Защищай его, – едва слышно проронила она, – однажды настанет время, когда у Лироя не будет никого, кроме тебя.

И отчего взрослым так нравилось раскидываться туманными фразами, понятными лишь им одним?

Вот и маленький Рю не смог взять в толк слова матери, возражая:

– А как же вы с папой? Вы будете всегда.

Мать молчаливо опустила глаза на вышивку в руках. Рю посмотрел на Лироя и подумал о том, что трепетно оберегать кроху меньше его самого – это правильно, и им с братом предстоит стать самыми близкими, самыми верными друзьями.

* * *

Амари покинула дворец на нетвердых ногах. Впервые на ее памяти прошлое ассасина развеялось дымом, не оставив следов существования, – девушка была раздавлена, ни в чем не уверена и полностью охвачена отчаяньем, чего воспитанник хладнокровных убийц позволить себе не мог. Положение становилось все хуже, а Амари все более бессильна против него. Сражаясь с давящей тяжестью на груди, она решила