— Очаровательно… — прошептал он, и в его голосе впервые за все время нашего знакомства прозвучало что-то похожее на искреннее восхищение. — Это же… это революция! Гибрид алхимии и биохимии, опережающий свое время на столетие. Эти формулы… я видел нечто подобное только в закрытых архивах… Но эти названия компонентов… «Кровь дракона», «Слезы феникса», «Прах святого мученика»… Это же детские сказки.

— Не сказки, а шифр, — я развернул рядом с тетрадью пожелтевшую карту Мурома, стараясь, чтобы мои руки не дрожали от напряжения. — Смотрите. Семь красных крестиков по всему городу.

Карта была старой, но на удивление точной. Снегирев был педантичен даже в своей паранойе. Каждая метка была выверена до метра.

— Семь компонентов, семь меток на карте, — продолжил я, излагая свою теорию. — Снегирев спрятал реальные химические вещества в тайниках по всему городу. Классическая предосторожность параноика — разделить секрет на части, чтобы никто не мог использовать его целиком.

И молиться, чтобы за сто лет бумага не разложилась. Химия — штука капризная. Даже самые стабильные соединения имеют срок годности. Особенно органика.

Впрочем, Снегирев мог использовать магическую консервацию. Локальный стазис-пузырь, заморозка времени в ограниченном пространстве.

Теоретически это было возможно, но практически — требовало огромных затрат энергии и знаний, граничащих с безумием. Судя по этой тетради, безумия у профессора хватало.

Серебряный снова склонился над формулой. Его глаза двигались по строчкам с невероятной скоростью. Он не читал, он сканировал, поглощал информацию…

— Интересно… Очень интересно… — он постукивал кончиком пальца по столу. — Большинство компонентов — это действительно сложные, но вполне материальные химические соединения. Вот здесь, — он указал на цепочку символов, — органическая кислота редкой конфигурации. Тут — алкалоид, модифицированный магическим воздействием. Все это можно стабилизировать, законсервировать… Но вот этот компонент… — он ткнул пальцем в строчку. — «Слезы феникса» — это явно нечто иное. Смотрите на структуру формулы вокруг него.

— Что не так?

— Видите эти символы? — Серебряный указал на странные значки, окружающие «Слезы феникса» как электроны атомное ядро. — Это не химическая нотация. Это руны стабилизации магической энергии. Причем очень специфические — я видел подобное только в запрещенных гримуарах Инквизиции. Те, за хранение которых полагается казнь.

Запрещенные гримуары. Ну конечно. А чего еще ожидать от человека, который, по сути, убивает людей силой мысли?

Удивительно, что его еще не сожгли на каком-нибудь тихом заднем дворе Гильдии. Хотя, возможно, Инквизиция использует его как свой собственный, ручной скальпель — грязную работу кто-то должен делать.

— Это катализатор? — спросил я, пытаясь перевести его эзотерические откровения на язык понятной мне химии.

— Более того. Это ключевой компонент, который связывает воедино химическую и магическую составляющие формулы. Без него остальные ингредиенты — просто набор реактивов. С ним — они становятся лекарством. Или оружием, в зависимости от применения.

Оружие. Он сразу думает о военном применении. Профессиональная деформация убийцы. У меня — спасти. У него — убить. Идеальная команда, блин.

— Нужно позвать помощников, — сказал я, отходя от стола. — Семь точек — слишком много для нас двоих. Да и времени мало.

— Согласен. У вас есть надежная команда?

— Есть. Молодые ординаторы. Величко, Фролов, Муравьев. Толковые ребята, хоть и зеленые.

Я достал телефон, набрал номер Величко.

— Семен, срочно в ординаторскую хирургии. И захвати Фролова с Муравьевым. Дело жизни и смерти. Буквально.

— Уже бегу, Илья! — в трубке послышался топот ног и тяжелое дыхание. — Две минуты!

Хороший все-таки парень. Не тратит время на лишние вопросы, просто действует. Из таких получаются либо великие лекари, либо мертвые герои. Искренне надеюсь, он проживет достаточно долго, чтобы стать первым.

Фырк, до этого молчавший, устроился на краю стола и принялся с важным видом разглядывать карту.

— Знаешь, двуногий, меня гложут смутные сомнения, — проскрипел он у меня в голове. — Слишком уж все просто — вот карта, вот крестики, идите и найдите. Снегирев был параноиком высшей пробы. Не мог он оставить такой очевидный след.

Фырк прав. Снегирев скорее всего перестраховывался даже в мелочах. Это похоже на ловушку или проверку. Но другого следа у нас нет.

Будем работать с тем, что есть, и надеяться на лучшее. Классическая врачебная тактика в безнадежной ситуации.

Через три минуты в дверь постучали.

Я открыл. Величко, Фролов и Муравьев ввалились в комнату — запыхавшиеся, взволнованные, с горящими от адреналина глазами. Молодость и энтузиазм — гремучая, но очень эффективная смесь.

— Илья, что случилось? — выпалил Величко. — Мишка? Ухудшение?

— Хуже. Садитесь, времени мало.

Я кратко изложил им ситуацию — мутация вируса, формула Снегирева, зашифрованные компоненты и карта с тайниками. Умолчал только о тайной комнате, Архитекторе и настоящем источнике тетради.

Полуправда снова. Становится привычкой.

Опасная привычка — ложь имеет свойство накапливаться, как снежный ком, и рано или поздно этот ком тебя похоронит. Но сейчас правда была слишком опасна.

— Погодите-погодите, — Фролов поправил очки. Это был его нервный жест, хотя очки сидели идеально. — Вы хотите сказать, что лекарство от смертельной эпидемии спрятано в семи тайниках по всему городу? Как в компьютерной РПГ? Собери семь кристаллов и спаси мир?

— Именно так. И у нас есть карта с метками.

— Это безумие, — пробормотал Муравьев, но в его глазах уже загорелся азарт. — Полное безумие. Я в деле

Вот за что я люблю молодых — они еще не разучились верить в чудеса и бросаться в авантюры с головой. С возрастом это проходит, заменяется цинизмом, осторожностью и пониманием того, что за каждым «квестом» следует утомительное заполнение бумаг.

Я развернул карту на столе, ее потертая поверхность хранила следы десятков рук и, возможно, капель кофе.

— Давайте попробуем расшифровать метафоры. Первая точка — «Кровь дракона». Крестик стоит на старой котельной в промышленной зоне. Что там может быть связано с драконами?

— Драконы дышат огнем, — медленно проговорил Величко, его лоб сосредоточенно наморщился. — Котельная — тоже про огонь. Может, какой-то реагент, связанный с высокотемпературными процессами? Или продукт горения особого состава?

— Или просто что-то красное и горячее, — предложил Фролов, поправляя очки. — Расплавленный металл? Особый вид стекла?

— А может, это вообще метафора метафоры? — встрял Муравьев. — Типа, «кровь дракона» — это название какого-то старого промышленного продукта? Сто лет назад любили давать поэтические названия всякой химии. «Парижская зелень», «Венецианские белила»…

Все версии имели право на жизнь.

Проблема в том, что проверить их можно было только на месте. А время уходило. Каждый щелчок секундной стрелки на настенных часах отдавался у меня в голове как удар метронома, отсчитывающего последние часы жизни Мишки.

— В любом случае, — сказал Серебряный, выпрямляясь, — гадать бесполезно. Нужно ехать