книге по чародейству комбинацию символов, которые, как я понял, позволяют конденсировать влагу прямо из воздуха. Я и раньше видел эту комбинацию, но пространное описание с упоминанием святого омовения не позволило сразу разобраться. Но в этом помогли нимбы йортов, которые я рассматривал несколько дней. Теперь с водой у нас точно не будет проблем. Жаль, нет комбинации, которая конденсирует сразу жареную отбивную.
На этой мысли я неожиданно вспомнил, что в воздухе присутствуют микроорганизмы, из которых можно получить белковый субстрат, и задумался. Но развить эту мысль мне не дал К’рух’ат.
— Это бесценный подарок для тех, кто покидает наши земли. Твой чародей может сделать такие же предметы для моих братьев? Я заплачу. — К’рух’ат на мгновение обернулся к своим сопровождающим, которые тоже стояли с белыми глазами, глядя на чаровый увлажнитель воздуха.
Я жалел, что, наверное, единственный не понимаю йортов, в отличие от всех обитателей этой планеты, включая Кирима. При переводе теряются те эмоции, с которыми говорит йорт. Гребаная адаптация, и когда она произойдет⁈
Тем временем я глянул на всю эту толпу нелюдей и покачал головой:
— Нет, младший князь, он не успеет сделать на всех твоих братьев, так как будет исполнять наш уговор.
— Тогда давай изменим уговор, и сначала он сделает это. — К’рух’ат дотронулся до коробки у себя на шее. — Я хорошо заплачу.
Похоже пересыхание кожи для йортов действительно проблема, раз он хочет увлажнитель воздуха раньше, чем оружие и все остальные товары.
— Хорошо, так тому и быть. Только…
— Гляди! Гляди! — не успел я договорить, как за спиной послышались многочисленные возгласы.
Я захлопнул рот и обернулся. Все люди разом прекратили работу, и то один, то другой периодически поднимал руку, указывая на что-то. Посмотрев туда же, я заметил на горизонте яркую черточку. Именно там, куда я ранее указывал младшему князю, говоря о княжестве Кровень.
Она поднималась все выше, и вскоре черточка начала менять положение из вертикального на горизонтальное. На глазах она стала расширяться, приобретая форму зонтика.
— Твою ма-а-ать!.. — протянул я, понимая, что это такое.
Мне уже мерещились тысячи спутников на орбите, которые в режиме реального времени отслеживают происходящее на поверхности и дают целеуказание. Или расширение присутствия элемийского ИскИна за пределами зоны обитания людей, через орбиту, раз по поверхности не вышло.
Но внезапно в небе образовалась яркая дуга, которая начала разгибаться с ускорением. Она, словно плеть, прошлась краем в том месте, где наблюдался объект. Короткая яркая вспышка — и все мгновенно прекратилось. Наверняка еще обломки продемонстрируют иллюминацию, входя обратно в атмосферу. Как я, когда мчался к поверхности на спасательной капсуле.
Я наблюдал эту картину, и в моей голове, будто зацикленная запись, звучали крик офицера поста контроля Галилея «Энергетический всплеск!» и команда капитана «Маневр уклонения!».
— Что это, Дамитар? — удивился Кирим, когда все закончилось.
— Это знамение, Кирим, — ровным тоном ответил я. — Знамение, что у нас остается все меньше времени.
Глава 7
Нейтральная полоса в трехстах километрах севернее Оплота.
В сотне метров от границы с зоной обитания октанитов на небольшом холмике торчала довольно тонкая палка, на которой висел кусок мешковины, измазанный в чем-то белом. Ветер трепал этот кусок явно грубо оторванной ткани, будто намереваясь сорвать это недоразумение, изображавшее знамя. Но даже несмотря на изгибание импровизированного древка дугой, вся эта конструкция вот уже четыре часа стойко сопротивлялась стихии.
Складывалось впечатление, что ветер специально хочет вырвать эту тряпку с палкой, нарушающую однотипный пейзаж нейтральной полосы, потому что уже на территории октанитов, где возвышалась странная растительность, стояла абсолютно безветренная погода.
Практически сплошная стена из широких стеблей высотой около двух метров, растущих от самой земли, напоминала обычную траву, увеличенную в десятки раз. Потому и служила хорошим укрытием для тех, кто хотел спрятаться в ней от лишних взглядов. Чем и занимались около сотни человек, сгрудившись в кучу в этих зарослях, пока некоторые из них наблюдали за непокорным знаменем.
— Ярхип, ну что там? — окликнули одного из наблюдавших.
Мужчина лет тридцати пяти слегка раздвинул стебли руками и не оборачиваясь бросил:
— Да никого нет. — И уже тихо пробормотал: — Может, вообще не придут.
Его будто услышали, и над зарослями разнесся громкий плач грудного ребенка. Ярхип поморщился — нет, не оттого, что плач младенца мог выдать их схрон, а от беспомощности, которую он ощущал всю прошедшую неделю.
Два месяца назад в сельбище Дымяницы, где жил Ярхип с семьей и двое его братьев, тоже со своими семьями, стали приходить беженцы из южных земель. Кто-то оставался в поселении, а кто-то, передохнув денек-другой, отправлялся дальше на север. Но благодаря таким гостям, слухи о бесчинствах железодеев, творящихся на юге, быстро разнеслись по всем уголкам сельбища. Чего только ни рассказывали, сея смуту, разброд и шатание среди жителей! На площади то и дело появлялись смутьяны, выкрикивающие, что грядет судный час и что из-за грехов не спасти даже душу.
Дошло до того, что пришлось вмешиваться воеводе и особо горластых сажать в холодную, чтобы остыли. К наведению порядка присоединились и служители церкви, увещевающие на каждой службе, что Господь не допустит и покарает дьявольские отродья. Но все это мало чем помогало, потому что с каждым днем поток беженцев становился все полноводнее. И по тем местам, откуда они приходили, можно было понять, если не дурак, что железодеи продвигаются все дальше на север Беловодья.
А когда стали появляться увечные из города Порожье, что в сорока километрах на юго-запад, Ярхип понял, что через неделю железодеи будут в Дымяницах. И все бы ничего, если бы несколько месяцев назад князь не выгреб гарнизон практически под чистую, забирая воев в Святое воинство. Значит, осади железодеи Дымяницы, оборонять сельбище будет некому. А из рассказов беженцев всякий понимал, что случится, если эти проклятые возьмут поселение.
Поэтому он собрал на семейный совет своих братьев. После жарких споров Ярхип убедил их уйти если и не на север, то хотя бы недалеко от поселения, и подождать. Если он окажется не прав, то всегда можно вернуться, а если нет, то уйти дальше. Так и поступили. Погрузив припасы в телеги и взяв свои семьи, отправились в лес, где километрах в пяти от сельбища на возвышенности встали лагерем.
Правда, таким умным оказался не только Ярхип, но и добрая половина Дымяниц. Народу было столько, что редкие кордоны воев, выставленные