воеводой, не помогли удержать людей. И лагерь стал настоящим стойбищем, где такие же, как Ярхип и его братья, ждали развязки.
— Так должны уже появиться, — положил один из братьев руку на плечо Ярхипу, — времени-то прошло уйма.
— Сам знаю, — буркнул Ярхип, не оборачиваясь.
Неладное началось уже на пятый день, когда непрекращающийся грохот поднял Ярхипа ночью. Вместе со всей своей семьей он до утра наблюдал яркие вспышки, на мгновение озаряющие родные стены Дымяниц. А на рассвете, когда от сельбища осталось одно пепелище, подавленный таким зрелищем народ молча стал собираться в путь, догонять тех, кто ушел на север ранее.
Но на этом ничего не закончилось. Свернув лагерь, Ярхип и братья уже было выдвинулись в путь, как в небе появились то ли летающие повозки, то ли звери какие. Уродливые черные туши, от воя которых стыла кровь в жилах, а на голове шевелились волосы. Ярхип видел, как они рыскали над лесом, словно ищейки, и иногда останавливались, чтобы выбросить из своего чрева фигурки железодеев.
А дальше Ярхип мало что помнил: страх, овладевший им, заставил бросить все пожитки, подхватить своего самого мелкого сына и, подгоняя остальных, бежать. Он бежал, не разбирая дороги, бежал куда глаза глядят, а вместе с ним бежала и вся его родня, и те, кто решил последовать их примеру. Но Ярхип еще долго слышал за спиной непонятную трескотню и душераздирающие крики тех, кому не повезло. А еще вопли мужчин и женщин, которые бросались на железодеев с голыми руками, чтобы только дать убежать своим чадам.
Опомнился Ярхип, когда все его семейство выскочило на обширный степной простор, где он ощутил что-то неладное с даром. И чем дальше он удалялся в глубь степи, тем сильнее это ощущалось. Но это его не остановило, как и остальных. И то переходя на шаг, то снова на бег, Ярхип и его родня уходили дальше, пока уставшие дети не стали падать без сил, оглашая округу плачем.
Только этот жалобный плач детей смог остановить обезумевший от страха народ, и Ярхипа в том числе. Тогда-то и стало ясно, что уйти удалось не более чем сотне человек, хотя в лагере их насчитывалось несколько тысяч. Тут уже плач и вой подняли взрослые, осознавшие, что потеряли мужа, жену или ребенка. Ярхипу же повезло: его жена, трое сыновей и дочка были рядом, да и у братьев потерь не приключилось. Но боль и горечь утраты ощущали все без исключения.
Немного придя в себя, совместными усилиями сообразили, где очутились. Только вот что делать дальше, не знал никто. Среди выживших не было ни приказчиков, ни уж тем более знатных людей, или хотя бы воев на худой конец. Они либо сгинули в Дымяницах, либо ушли раньше. Вот тут неожиданно на Ярхипа свалилась ответственность за судьбу немногих выживших.
— А это что? — отодвинув стебель, указал брат Ярхипа на голубую точку, виднеющуюся на юге.
— Да черт его знает! — Ярхип перекрестился после упоминания нечистого. — Может, это и есть тот самый поезд, — последнее он проговорил по слогам, — или еще какая чертовщина.
В Дымянцах Ярхип работал кузнецом, а так как сельбище было небольшим, то его знали почти все. Именно это и послужило решающим фактором в избрании его старшим. Да еще повлияло то, что среди сотни перепуганных людей взрослых мужчин оказалось всего полтора десятка. Остальные в основном бабы да ребятня, в большинстве своем без родителей.
Глядя на этих сирот, он корил себя, что сам бежал не оглядываясь, позволив страху овладеть собой, а мог спасти еще чье-нибудь дитя, хотя бы и ценой своей жизни. Но еще он понимал, что так или иначе сгинут все до единого, если не произойдет чуда.
Припасов с собой не было, а вспоминая пережитое, возвращаться за ними не хотелось. Но оставаться посреди степи, которая просматривается на километры, тоже затея не из лучших. Тем более что эти страшные чудища постоянно появлялись над краем леса, откуда Ярхип с родичами бежал сломя голову. Поэтому пришлось Ярхипу увести людей почти к границе чужих земель.
Мысль попытаться разжиться едой, а особенно водой, в землях соседей Ярхип отмел сразу. Что можно есть из растительности, а что отрава — никто не знал. На живность охотиться тоже нечем, тем более чарами пользоваться нельзя. Вот и выходило, что единственный выход — идти на север по нейтральной полосе и уповать на Господа.
Но уже через двое суток он был в отчаянии. Если взрослые еще кое-как могли терпеть голод, то вот дети просили поесть все чаще. С водой же была совсем беда. И поэтому мысль вернуться в родной лес посещала Ярхипа все настойчивее. Пройди еще пара часов — и он на это решился бы. Но, видимо, плач донесся до самого Господа, так как их неожиданно догнала взявшаяся из ниоткуда тройка всадников на невиданных ранее лошадях.
Всадниками оказались совсем юнцы лет шестнадцати, которые без разговоров сбросили переметные сумы. Один из них, указывая на сумы, крикнул что-то невразумительное:
— Там еда и вода. Через пару часов будет поезд. Оставайтесь на месте, а лучше вон в кусты спрячетесь и знак какой поставьте, что вы здесь.
Осознание того, что перед ним лежит еда, заставило Ярхипа позабыть обо всем. Нет, он думал не о себе, а о детях, которые волчьими глазами заглядывали ему прямо в душу. И когда опомнился, то всадников и след простыл. Ярхип даже подумал, что ему причудилось с голодухи, но сумы-то лежали на земле, и вполне настоящие.
* * *
— От те на-а-а! — не удержался и протянул брат Ярхипа.
— Да цыц ты! — Ярхип, схватив за плечо брата, втянул его глубже в заросли. — Да и вы схоронитесь, — бросил он уже другим мужикам, которые повысовывались от любопытства.
Проследив, чтобы все спрятались, Ярхип прищурился, пытаясь разглядеть, что это приближается. По роду своих занятий ему не раз приходилось видеть предметы, изготовленные чародеями. Сечник там, щит, броню, да и так, по мелочи. Чего только ни приносили на ремонт застежек или каких креплений. Но вот такого он еще не видел! А в том, что приближающаяся диковина изготовлена чародеем, у него сомнений не было.
Больше всего это напоминало телегу или повозку, а что еще рукотворное может передвигаться по земле? Она имела слегка выпуклые высокие борта, чуть ли не в рост человека, и крышу. Причем спереди борт был наклонен вовнутрь.