— Будь осторожен, — предупредил Фырк. — Мало ли что в голове у этих психопатов. Они выглядели загадочно и зловеще

Загадочно и зловеще. Но другого пути у нас не было.

— Спасибо за предупреждение, — кивнул я.

Ррык начал растворяться, его контуры становились все прозрачнее, тая в полумраке коридора.

— Удачи, лекарь. Она тебе понадобится. Му-аха-ха-ха.

Он исчез, оставив после себя только легкий запах озона и старой шерсти.

— Что это с ним? — нахмурившись спросил я.

— Да шуточки это все его, — буркнул Фырк. — Не обращай внимания. Коврик он и есть коврик.

Номер в «Метрополе» оказался не просто люксом — это были настоящие царские апартаменты. Ковры ручной работы, паркет из морёного дуба. Мебель красного дерева с инкрустацией слоновой костью.

Огромная хрустальная люстра, которая, вероятно, стоила как годовой бюджет нашей муромской больницы. И вид из панорамных окон на Москву — Кремль был подсвечен, его рубиновые подсветки горели, купола соборов золотились в свете прожекторов.

Серебряный явно хотел продемонстрировать, какие блага ждут тех, кто сотрудничает с «Канцелярией». Тонкая, почти неприкрытая манипуляция — показать пряник после кнута.

Но мне было плевать на эту показную роскошь.

Я рухнул на огромную кровать, даже не разувшись, и уставился в расписной потолок. Там, среди пухлых ангелов и улыбающихся херувимов, крутилась одна навязчивая мысль. Проблема вагонетки в самом извращенном ее виде.

Классическая дилемма: неуправляемая вагонетка несется на пятерых привязанных к рельсам человек. Ты стоишь у стрелки и можешь переключить ее, направив вагонетку на другой путь, где привязан всего один человек. Что выбрать? Бездействие, и пять смертей на твоей совести? Или действие, и ты становишься прямым убийцей одного?

Но это был детский сад по сравнению с тем, что предлагала «Канцелярия». У них было не пять и один. У них были миллионы и сотни. Четыре миллиона потенциальных жизней против двухсот уже обреченных. С точки зрения чистой, незамутненной математики выбор был очевиден. Двести меньше чем четыре миллиона. Неравенство, которое поймет даже первоклассник.

Но люди — это не цифры. За каждой проклятой статистической единицей стояло лицо, имя, целая история.

Перед глазами невольно встали пациенты из Мурома. Многие из них могли бы жить, если бы у нас был антидот. Но какой ценой? Превратить медицину в конвейер по заготовке сырья? Сделать из лекарей — целителей, давших клятву спасать — палачей с благими намерениями?

Сегодня мы убьем двести обреченных. Завтра решим, что можно использовать не только терминальных больных, но и просто тяжелых — все равно шансов мало. Послезавтра добавим в список инвалидов — они же обуза для общества.

Потом душевнобольных — от них все равно никакой пользы. Только нагрузка на бюджет.

А там и до «неполноценных» рас недалеко. Я знал, как это работает. Читал про нацистскую программу T-4 в своем мире. Все началось с гуманного умерщвления неизлечимо больных «из милосердия». Закончилось газовыми камерами Освенцима. Когда переступаешь черту единожды, остановиться уже невозможно.

Но что, если они правы? Что, если мой идеализм убьет больше людей, чем их прагматизм? Что, если, отказываясь запачкать руки, я обрекаю на смерть миллионы?

Это была не дилемма вагонетки. Это была русская рулетка с миллионом патронов в барабане.

Должен быть другой способ. Обязан быть! Снегирев не мог не оставить альтернативы. Человек, который предвидел все на век вперед, должен был подумать и об этической стороне.

Хотя… «Слезы Феникса». Для их создания маг должен отдать всю свою жизненную силу. Это тоже своего рода человеческая жертва. Добровольная, но жертва. Может, в этом и есть разница? Добровольность? Осознанный выбор, а не манипуляция отчаявшимися?

Я встал и подошел к окну. Москва сияла миллионами огней. Где-то там, в сотнях больниц, прямо сейчас умирали люди. Каждую минуту. Каждую секунду. Пока я тут философствую.

— К черту! — я ударил кулаком по толстому бронированному стеклу. Оно даже не дрогнуло. — Я найду другой путь!

Фырк, дремавший на шелковой подушке, подскочил от моего крика.

— Двуногий, ты чего буйствуешь?

— Все нормально.

Не раздеваясь, лег обратно на кровать и тут же провалился в сон. Мне нужна была свежая глава. Пары часов должно было хватить, чтобы выспаться.

Так и случилось. Ближе к обеду я проснулся. Быстро накинул куртку и вышел на улицу. в Москву. До клиники я добрался практически бегом. Подошел к служебному входу, тому, что вел прямо к тому подвалу где я встречал с «Канцелярией». И замер.

У двери кто-то стоял.

Фигура в кожаных брюках. Анастасия Шелестова.

— Я знала, что вы вернетесь, целитель.

Ее голос был спокойным, уверенным. Голос человека, который всегда получает то, что хочет.

— Что вы здесь делаете в такой час?

— Жду вас. Нам нужно поговорить. Без свидетелей и протоколов. Откровенно.

Она шагнула ближе. Запах ее духов — тяжелых, французских, с нотками жасмина и еще чего-то… металла? — ударил в нос.

— О чем говорить? Я уже сказал свое мнение.

— О реальности, целитель Разумовский. О том, что ваш идеализм убивает людей.

Она закурила тонкую папиросу с длинным мундштуком. Дым поплыл в морозном воздухе, создавая причудливые, рваные узоры.

— Знаете, сколько человек умерло от «стекляшки», пока мы с вами вели эту милую беседу? Семьдесят три. Я проверила статистику перед выходом. Семьдесят три жизни за четыре часа. Только в Москве.

— Это не моя вина.

— Нет? — она выпустила струйку дыма мне прямо в лицо. — А чья? Вы могли бы уже сегодня начать работу над проектом. Могли бы спасти их. Но выбрали свою драгоценную, чистенькую мораль.

— Я выбрал не становиться убийцей.

— Вы уже убийца. Убийца по бездействию. Это тоже выбор, целитель.

Она открыла сумочку, достала изящную чековую книжку в кожаном переплете. Жест был отработанный, почти механический — так она, очевидно, решала все проблемы в своей жизни. Купить, продать, подкупить.

— Давайте начистоту. Сколько? Миллион? Два? Десять?

— Вы думаете, дело в деньгах?

— В конечном счете, все дело в деньгах. Или во власти, что, по сути, одно и то же. Хотите личную клинику? Будет. Собственную кафедру в Императорском университете? Запросто. Дворянский титул? Я могу это устроить. Графство, с землями и крепостными.

Крепостные. Империя отменила крепостное право на самом деле не так давно, но для таких, как она, простые люди, видимо, все еще оставались собственностью, активом, который можно купить или продать.

— Мне ничего не нужно от вас.

Ее глаза сузились. Они казались абсолютно черными, как два провала в бездну.

— Тогда чего вы хотите? Славы? Признания? Памятника при