Вовчик вспыхнул, как маков цвет. Краска залила его от шеи до самых кончиков ушей. Он смущённо уставился в свою тарелку, ковыряя вилкой остатки рулета.

— Да ладно тебе… чего уж там…

А потом он вдруг поднял на Дашу глаза. И в этом взгляде было столько отчаянной, искренней преданности, что я даже на секунду замер.

— Да я… я ради тебя, Даша, готов хоть горы свернуть! — выпалил он на одном дыхании, будто боялся, что если не скажет сейчас, то не скажет уже никогда.

Слова повисли в тишине. Даша удивлённо моргнула раз, другой, а потом звонко рассмеялась, совершенно не поняв всей серьёзности момента.

— Ой, ну ты скажешь тоже, Вовка! Горы мне не нужны, ты лучше завтра помоги с запарой справиться, вот это будет подвиг.

Она по-дружески взъерошила его волосы. А он смотрел на неё, и улыбка медленно сползала с его лица. Он-то не шутил. Ни капельки. Он сказал это со всей прямотой, на которую только способны очень юные и по уши влюблённые мальчишки. Я мысленно усмехнулся. Ну вот и всё. Кажется, наш птенец оперился и решил вылететь из гнезда. Прямо в стену.

— Ладно, герои, — я решил вмешаться, чтобы не делать парню ещё больнее. — Есть новости. Я сегодня в городской архив заглядывал. Пока ничего прорывного, одна скучная макулатура. Но пару ниточек я всё-таки нащупал. Буду копать дальше. И да, готовьтесь. Завтра у меня интервью на «Зареченск-ТВ». Так что после обеда меня снова не будет.

— В смысле⁈ — Вовчик тут же забыл о своих душевных муках. — Тебя по телевизору покажут? Про «Очаг»?

— Ничего себе! — подхватила Даша. — Игорь, так ты скоро звездой станешь! Будешь автографы раздавать?

— Сначала дожить надо, — отмахнулся я. — Так что готовьтесь завтра к ещё одному штурму. После репортажа народу может ещё больше повалить.

Мы посидели ещё немного, обсуждая, что нужно докупить и как лучше подготовиться к завтрашнему дню. Силы стремительно покидали нас, и глаза уже слипались.

— Ладно, мы пошли, — сказала Даша, поднимаясь и сладко потягиваясь. — Завтра к восьми будем, как штык.

Вовчик тут же подскочил за ней. Когда они уже стояли у двери, я увидел, как он набрал побольше воздуха, словно перед прыжком в холодную воду.

— Даш… а давай я тебя провожу? Время позднее, темно уже… — его голос прозвучал немного робко и неуверенно.

— А? А, давай, конечно, — беззаботно согласилась она, уже открывая дверь. — Вместе веселее идти.

Она явно не придала этому предложению никакого особого значения. Для неё это было просто дружеской любезностью. А для него в этом простом «давай» сейчас, наверное, поместилась целая жизнь.

Я подошёл к окну и посмотрел, как их две фигуры удаляются в ночную мглу. Да, похоже, в нашем маленьком «Очаге» скоро станет жарко не только от огня моего «Царь-Мангала».

* * *

Мы с Настей остались вдвоём посреди этого маленького хаоса. Грязные тарелки, пустые кружки, крошки на столе — немые свидетели сегодняшнего сумасшедшего дня. А точнее, его завершения, так как основная посуда давно была помыта и сейчас сохла. А вот наш ужин…

Сестра молча начала собирать посуду, а я просто откинулся на стуле. Сил не было даже на то, чтобы вздохнуть.

— Ну и денёк, — выдохнула Настя, ставя стопку тарелок в раковину. Её голос прозвучал как-то глухо.

— Это неудивительно, — хмыкнул я. — После такого праздника отбоя от клиентов не будет. Или от налоговой. Или от бандитов. В общем, скучно не будет.

Она обернулась, опёршись бедром о мойку, и смерила меня усталым, но внимательным взглядом.

— Ты сегодня в архив ходил. Нашёл что-нибудь?

Я медленно кивнул, собирая мысли в кучу. Голова была как чугунный котелок после целого дня варки.

— Нашёл. Не совсем то, что искал, но… кое-что есть. Просто не хотел перед ребятами делиться. Сама понимаешь, всё же речь о нашей семье.

— Да, понимаю.

— Так вот, чиновник был непростым. Его звали Сарен Татаян. Армянин, судя по фамилии. И он был деловым партнёром одного очень-очень непростого столичного рода. Яровые. Граф Всеволод Яровой. — Я сделал паузу и посмотрел сестре прямо в глаза. — Тебе отец когда-нибудь говорил эти фамилии? Татаян? Яровые?

Настя нахмурилась. Было видно, как она напряжённо копается в своей памяти. Потом медленно подошла к столу и села напротив.

— Яровые… — она произнесла это слово шёпотом, словно пробовала на вкус. — Нет. Точно нет. Папа вообще не любил аристократов. Ну, ты и сам помнишь. Если что-то и рассказывал, то только по службе, про какие-то дурацкие городские проекты. А чтобы он хвастался знакомством с графами… — она грустно усмехнулась. — Он всегда говорил, что от знати одни проблемы и лучше держаться от них подальше.

Она решительно покачала головой, отгоняя последние сомнения.

— Нет, Игорь. Я уверена на сто процентов, что никогда не слышала от него этих имён.

Я так и думал. Белославов-старший был тот ещё партизан. Свои самые большие тайны он унёс с собой. А тайны у него, судя по всему, были покруче государственных.

— Ладно, — Настя широко зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Я спать. Ноги гудят, глаза слипаются. Ты тоже не сиди до утра. Завтра нам силы ещё понадобятся. Спокойной ночи.

— И тебе, — кивнул я.

Она ушла, оставив меня наедине с практически чистой кухней и тяжёлыми мыслями. Сидеть на месте было невыносимо. Я встал, сполоснул чайник, налил воды и поставил его на огонь. Нужно было выпить чего-нибудь горячего и успокаивающего. Пока вода грелась, я ходил из угла в угол, как зверь в клетке.

— Ну что, великий стратег, докопался до истины?

Голос был тонким и ехидным. Я даже не вздрогнул. Уже привык к его манере появляться из ниоткуда.

— Можно и так сказать, — ответил я в пустоту, доставая с полки банку с сушёной мятой. — Только истина оказалась закопана в старой архивной папке. И что-то мне подсказывает, что это только верхушка айсберга.

На стол бесшумно, как тень, запрыгнул Рат. Он аккуратно сел, обернул хвостом свои лапки и уставился на меня блестящими чёрными бусинками.

— Обожаю айсберги. В них всегда скрыто самое интересное. Так что же ты откопал?

Чайник засвистел. Я засыпал в кружку щедрую щепотку мяты и залил кипятком. По кухне тут